Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 3. Превратности судьбы

– Я мигом, дорогой, – сказала она. – Вели младенцу лечь поспать, чтобы она не видела, что мы затеваем.

– Эсме права, – заявил Олаф, глядя на Солнышко с жестокой улыбкой. – Забирайся в кастрюлю. Ты такая беспомощная уродина, что на тебя и смотреть-то противно.

– Золотые слова, красавчик, – закивала Эсме и злобно захихикала, усаживаясь в сани на вершине водопада. Две белолицые женщины бросились ей услужить и подтолкнули сани, а Солнышко послушалась Эсме и исчезла с глаз Олафа.

Нетрудно догадаться, что взрослую женщину в пышнейшем платье, похожем на костер, съезжающую в санях от источника Порченого потока к двум его рукавам и замерзшему озерцу у подножия водопада, невозможно не заметить даже издалека. Вайолет первой увидела яркое пятно, мчащееся по склону, и наклонила зеркальце Колетт, при помощи которого она снова ловила солнечные лучи, чтобы зажигать горючие пурпурные возжигатели, которые она сложила горкой прямо перед ловчей ямой. Морщась от резкого запаха дыма, Вайолет обернулась к Клаусу и Куигли, которые укладывали поперек ямы последнюю обгорелую доску, чтобы ловушка стала окончательно незаметной.

– Глядите, – сказала Вайолет, указывая на спускавшуюся фигуру.

– Думаешь, это Эсме? – спросил Клаус.

Вайолет прищурилась на летящие сани.

– Наверняка. Ведь никто, кроме Эсме Скволор, не наденет такого наряда, – рассудила она.

– Давай-ка спрячемся за аркой, пока она нас не заметила, – сказал Куигли.

Бодлеры согласно кивнули и осторожно направились ко входу в библиотеку, тщательно обойдя ловчую яму.

– Хорошо, что яму больше не видно, – сказал Клаус. – Ее чернота напоминала мне ужасную шахту лифта в доме номер шестьсот шестьдесят семь по Мрачному проспекту.

– Сначала Эсме заманила туда твоих брата и сестру, а потом и нас, – объяснила Вайолет Куигли.

– А теперь мы говорим «с волками жить – по-волчьи выть» и заманиваем ее саму, – смущенно сказал Куигли.

– Об этом лучше не думать, – вздохнула Вайолет, хотя мысли о нечестности ловушки тоже не покидали ее. – Солнышко скоро будет с нами, а остальное не важно.

– Посмотрите-ка, – сказал Клаус, кивая на арку. – Раньше я этого не замечал.

Вайолет и Куигли подняли головы, посмотрели, куда он указывает, и обнаружили сверху, прямо под крупными буквами «Библиотека Г. П. В.» три крошечных слова.

– «Здесь царит покой», – прочитал Куигли. – Как вы думаете, что это значит?

– Наверное, это что-то вроде девиза, – решил Клаус. – В Пруфрокской подготовительной школе над входом тоже был вырезан девиз: Memento mori .

Вайолет покачала головой.

– Мне кажется, дело не в этом, – сказала она. – Когда я слышу эту фразу, мне что-то вспоминается, но едва-едва.

– Здесь и вправду спокойно, – задумчиво произнес Клаус. – С тех пор как мы тут очутились, мы не видели ни единого снежного комара.

– Разве ты не помнишь, что их отпугивает запах дыма? – спросил Куигли.

– Конечно помню, – ответил Клаус и выглянул в арку, чтобы поглядеть на приближавшуюся Эсме. Яркое пятно достигло уже середины водопада и направлялось прямо к ловчей яме. – Дыма от пожара было столько, что теперь комары, наверное, сюда вообще не вернутся.

– Но ведь без снежных комаров лососи в Порченом потоке могут оголодать. Они же питаются снежными комарами. – Куигли полез в карман и открыл книжку. – А без лососей оголодают орлы в Мертвых горах. Разрушение штаба Г. П. В. может привести к куда более гибельным последствиям, чем я думал раньше.

Клаус встрепенулся.

– Когда мы шли вдоль Порченого потока, пепла в воде было столько, что рыбы даже кашляли, – сказал он. – Помнишь, Вайолет?

Он повернулся к сестре, но она его едва слушала. Она все еще не сводила глаз с арки, стараясь припомнить, откуда она знает эти слова.

– Они так и звучат у меня в ушах, – проговорила Вайолет. – «Здесь царит покой». – Она прикрыла глаза. – Наверное, это было очень давно, еще до твоего рождения, Клаус.

– Может быть, кто-то тебе это сказал, – предположил Куигли.

Вайолет изо всех сил пыталась что-то вспомнить, но воспоминания были туманны, словно горы. Ей виделось лицо матери и отец, который стоял рядом в костюме, таком же черном, как пепелище штаба Г. П. В. Губы их шевелились, но разобрать слова Вайолет не удавалось. Как она ни старалась, память была нема, будто могила.

– Нет, мне их не говорили, – произнесла наконец Вайолет. – Мне их пели. Кажется, мои родители давным-давно пропели мне слова «Здесь царит покой», но почему – я не знаю. – Она открыла глаза и посмотрела на брата и на друга.