Дмитрий Павлычко - Золоторогий олень

Сколько дней прошло с тех пор
И не сосчитаем!..
Край карпатский был как дом
Шумным птичьим стаям.

Много было коз в лесах,
А зимою, слышь-ка,
Спал себе под каждым пнём
Черно-бурый мишка.

Выходил порою тур
На крутые выси.
В темноте, среди ветвей,
Прятались и рыси.

Были гуще, говорят,
Вековые чащи.
И олени между гор
Появлялись чаще.

Проплывали их стада
Рощами, лугами,
Где тонуло всё вокруг
В щебете и гаме.

Но и люди жили там…
Мы теперь так судим,
Что гуцулы [1] Гуцулы живут в горных районах Ивано-Франковской и Черновицкой областей Украины. наших дней —
Правнуки тем людям.

Овцеводческий их род
Тем был интересен,
Что без хлеба — мог порой,
Но не мог без песен.

И уж так там повелось:
Многие умели
С самых малых лет играть
На дуде-свирели.

Той игре и Василёк
Выучился с детства.
А свирель он получил
От отца в наследство.

Но спознался рано он
С горем да нуждою:
Стал мальчонка-музыкант
Круглым сиротою.

А постигла его так
Участь эта злая.
…Прибыл в их места король,
Рысь убить желая.

На соседних землях он
Властвовал кроваво:
Сам господь, мол, бог ему
Дал на это право!

В страхе он людей держал,
Мучил, ненавидел,
Он присвоить норовил
Всё, что б ни увидел,—

Не хватало даже рук,
Жадных, загребущих!
То-то и мечтал король
О карпатских пущах.

То-то жаждал покорить
Край тот, полонину [2] Полонина ( укр. ) — местность с высокогорными пастбищами. :
«Стану даром брать с горян
Мясо, шерсть, пушнину!»

Но когда он приезжал
В край гуцульский горный,
Уходил в леса народ,
Вольный, непокорный.

Все ушли и в этот раз:
Сёла — что пустыни.
Лишь родитель Василька
В хате был, при сыне.

Окружили его вмиг
Егеря да слуги:
«Эй! Веди нас! Где тут рысь
В вашей есть округе?»

Делать нечего, отец
Их повёл по следу.
Рядом храбро шёл король,
Предвкушал победу.

Но как только рыкнул зверь
Где-то недалече,
Дал он тягу, задрожав
Словно хвост овечий.

Провожатый хохотнул,
Крикнул вслед лукаво:
«Ну и бегаете вы!
Шибче зайца, право!»

Тут лицом побагровел,
Исказился дико —
И насмешнику свой меч
В грудь вонзил владыка…

Умерла потом и мать
В неутешном горе.
А мальчонка-сирота
Стал пастушить вскоре.

Пас овец… Ходил, играл
По гуцульским сёлам…
И хотя его напев
Редко был весёлым,

Душу он и влёк, и жёг:
Жаловался, что ли?
Или просто тосковал
По счастливой доле?

А порой, как из огня,
Из того напева
Искрой жаркою взлетал
Крик обиды, гнева…

Как-то в полдень, в самый зной,
Солнце, полыхая,
Так горело, как в костре
Ель горит сухая.

Василёк погнал овец
Вниз, где меньше жару…
Вот к потоку через лес
Он подвёл отару.

Овцы тут же, как туман,
Налегли на воду…
А Василь-овчар в тени
Углядел колоду,

Сел верхом, как на коня,—
Ну, свирель, за дело!
Приложил её к губам,
И она запела.

Пальцы ловкие по ней
Скачут, как бельчата;
Словно горный ручеёк,
Звон течёт куда-то…

Позабылся музыкант:
Переливы, трели…
Уж и овцы от воды
Отошли под ели,—

Знай играет он! И вдруг
Видит: к водопою
Оленуха-лань идёт
Потайной тропою.

Он свирель — за поясок,
Сам — за куст, с прискоком.
Лань тревожно замерла,
Стоя над потоком.