Марианна Басина - Далече от брегов Невы [без иллюстраций]

Пушкин и его начальник встречались и в канцелярии графа, и на его квартире.

Генерал-губернаторская канцелярия, куда время от времени должен был являться Пушкин, хотя он и не имел определённых обязанностей, помещалась в двухэтажном каменном доме на углу Дерибасовской и Преображенской улиц. Воронцов со свойственной ему энергией всё здесь обновил и устроил на столичный манер. Всюду новые столы, стулья, шкафы и чернильницы. Чиновники и писцы разделены на отделения. Во главе «столов» — столоначальники. Имеются казначейская, экзекуторская, архивная и журнальная части.

Жил Воронцов ещё на временной квартире, но вскоре должен был перебраться в отведённый ему дом. «Графу… для постоянного пребывания нанят огромный двухэтажный дом Фундуклея… В доме… нанятом от города, где граф всегда будет жить, многое ещё не готово, и надобно недели две времени, чтобы хорошенько учредиться. Графиня между тем будет жить на даче г. Рено, которая нанята на месяц и которая весьма красива».

С временной квартиры в дом Фундуклея на Херсонской улице Воронцов перебрался в августе. А в сентябре в Одессу приехала его жена Елизавета Ксаверьевна. Она ждала ребёнка и сразу же поселилась на даче Рено.

Графине Воронцовой шёл тридцать второй год. Замуж она вышла поздно — мать долго выбирала для неё жениха. Она могла выбирать. Елизавета Ксаверьевна была завидной невестой — и привлекательная внешность, и огромное приданое.

Вскоре по приезде графини Воронцовой в Одессу на рукописях Пушкина появились её портреты. Она пленила его. Он снова влюблён.

Зимою 1823/24 года одесское общество напропалую веселилось. Балы сменялись балами, маскарады маскарадами, обеды обедами.

Душою светских увеселений была Елизавета Ксаверьевна. Она любила и умела веселиться. «Балы, вечера и другие забавы у нас продолжаются по-прежнему, — писал из Одессы Туманский, — мы много резвились на маскараде, который сделала для нас графиня и в котором сама умно и щеголевато дурачилась: т. е. имела прелестное карикатурное платье и всех в нём интриговала».

У Пушкина эти увеселения подчас вызывали досадное чувство.

Так было и после маскарада 12 февраля.

Как раз в это время из Кишинёва в Одессу приехал Липранди. Он послал сообщить о своём приезде Пушкину. Но Пушкин спал — вернулся с маскарада под утро. Днём Липранди застал его ещё в постели. Пушкин что-то писал и был весьма не в духе. Он рассказал о маскараде и возмущался поведением некоторых лиц. Барон Брунов — чиновник канцелярии графа, — нарядившись червонным валетом, подошёл к Воронцову и, протягивая ему какие-то французские стихи, с подобострастием сказал: «Валет червей приносит дар королю сердец».

И что самое отвратительное, Воронцов был доволен, на лице его появилась поощрительная улыбка. Оказывается, «милорд» любил угодливость и лесть.

Любовь к лести была не единственным дурным качеством Воронцова. Хорошо знавший его ещё по армии Сергей Волконский отзывался о Воронцове, как о человеке «ненасытном в тщеславии, не терпящем совместничества, неблагодарном к тем, которые оказывали ему услуги, неразборчивом в средствах для достижения своей цели и мстительном донельзя против тех, которые или стоят на его пути, или, действуя по совести, не хотят быть его рабами».

Воронцова снедала тревога. Внешне он оставался спокойным и сдержанным, но внутри всё было напряжено.

После злосчастной «Записки» об освобождении крестьян он оказался в опале и четыре года был не у дел. И теперь, получив огромную власть, боялся её утратить, стремился любой ценой вернуть расположение царя. Пока не вернул. В конце 1823 года многих высших офицеров наградили и повысили в чине, а его обошли. Не дали «полного» генерала. Остался генерал-лейтенантом.

«Из всех вновь произведённых ни один не служил столько, как я, не имел таких высоких командований на боевом фронте, ни один из них не имеет такого же или по крайней мере более ответственного поста в настоящее время. Это унижение перед лицом всей армии, и чем же я его заслужил?» — спрашивал Воронцов в письме к Киселёву.

Он не мог понять, в чём причина немилости.

В бездеятельности и лени на новом своём поприще упрекнуть себя не мог. Трудился без устали. Объездил Новороссию, Бессарабию, Крым. Выяснил положение дел. Всюду сменил нерадивых начальников.

Нет, дело не в этом — ему не доверяют. Числят в либералах. Доброхоты намекнули, что Витту приказано приглядывать за ним. Этот, верно, доносит, что он привечает Пушкина, Александра Раевского и других, им подобных. Надо срочно оправдаться.