Марианна Басина - Далече от брегов Невы [без иллюстраций]

На этот раз все три тысячи дошли до Пушкина полностью.

Наконец-то он мог расплатиться с кредиторами, в том числе и с одесскими извозчиками, которым порядком задолжал.

Он был рад, что «Фонтан» его «шумит», рад был денежному успеху поэмы, который показал, что литературный труд может быть достойно оплачен и, печатаясь регулярно, можно обрести независимость, ежели находиться в Москве или в Петербурге. В Одессе негде было печататься. Здесь выходила одна лишь газета и та на французском языке. Имелись, правда, три книжные лавки, одна из которых торговала русскими книгами, но владелец её сам ничего не издавал. Литературная жизнь Одессы была ещё впереди. И он, Пушкин, много способствовал ей тем, что прожил год в молодом приморском городе.

Рассказывают, что однажды Пушкин гулял вблизи Одессы за городом, в местности, где стояла лагерем артиллерийская рота и расставлены были пушки. Рота готовилась к ученьям. Артиллерийская прислуга уже стояла по местам, фитили курились. Офицеры ещё не вышли из палаток, только один молоденький прапорщик Григоров задумчиво прохаживался возле пушек. Вдруг он увидел незнакомого молодого человека, который, переходя от орудия к орудию, внимательно рассматривал их. Григорову это показалось подозрительным.

— Что вы здесь делаете, сударь? — спросил он незнакомца.

— Гуляю.

— А кто вы такой?

— Пушкин.

— Какой Пушкин?

— Александр Сергеевич Пушкин.

Григоров очень любил чтение, бредил стихами и, как и другие молодые офицеры, был в восторге от Пушкина.

— Вы — Пушкин! — воскликнул он вне себя от радости. — Наш поэт! Сочинитель «Кавказского пленника» и «Бахчисарайского фонтана»!

И весь красный от обуревавших его чувств, внезапно взмахнул руками и выкрикнул:

— Орудие! Первая — пли… Вторая — пли…

Услышав пальбу, из палаток выскочили встревоженные офицеры. Узнав, в честь чего палят, они окружили Пушкина, подхватили его под руки и повели в свои палатки праздновать столь приятную встречу.

Друзья Пушкина не случайно стремились перевести его под начальство Воронцова. «Меценат, климат, море…»

Граф Михаил Семёнович Воронцов был известен как вельможа весьма просвещённый. Семья Воронцовых вообще славилась своей просвещённостью, независимостью, любовью к наукам и искусствам.

Родной дядя Михаила Семёновича — Александр Романович Воронцов, брат его отца, человек выдающегося ума — был покровителем и другом Радищева, и когда автора «Путешествия из Петербурга в Москву» за его крамольную книгу арестовали и сослали в Сибирь, всячески старался облегчить его участь. Добился, чтобы с арестованного сняли кандалы, посылал ему деньги и книги, писал о нём сибирским губернаторам как о своём близком друге.

Родная тётка графа Воронцова — Екатерина Романовна, по мужу Дашкова, знаменитая княгиня Дашкова — много лет возглавляла Академию наук и литературную Российскую академию, которую сама основала.

Отец графа Воронцова Семён Романович был послом в Италии, а потом в Англии.

Сам граф Михаил Семёнович воспитывался в Англии, где получил прекрасное образование и неистребимую приверженность ко всему английскому.

Это сказалось и на его внешности, и на манере держаться. «Если бы не русский генеральский мундир и военная шинель, небрежно накинутая на плечи, — рассказывает современник, — вы бы поклялись, что это английский пэр, тип утончённого временем и цивилизациею потомка одного из железных сподвижников Вильгельма Завоевателя».

На тонких длинных губах Воронцова «вечно играла ласково-коварная улыбка».

Юношей вступив в русскую армию, Воронцов проявил незаурядную храбрость, был ранен под Бородином и, отправляясь к себе в имение лечиться, пригласил туда же пятьдесят раненых офицеров и триста раненых солдат.

Оправившись от ран, он вернулся в строй, участвовал во многих битвах. С 1815 по 1818 год командовал русским корпусом, оставленным во Франции.

Первым в русской армии отменил в своём корпусе телесные наказания. Вскоре после возвращения в Россию вместе с Николаем Ивановичем Тургеневым и другими лицами подписал составленную для вручения царю «Записку» о постепенной отмене крепостного права.

Всё это и заставило друзей Пушкина думать, что такой человек, как Воронцов, отнесётся к ссыльному поэту с пониманием и сочувствием и что в Одессе наступят для Пушкина безоблачные дни. Друзья не взяли в расчёт, что Пушкин для правительства оставался Пушкиным, что царь отнюдь не собирался улучшать его участь и что граф Воронцов был не так уж хорош, как казалось издали.