Лев Успенский - КУПИП

Веселое оживление с утра царило на улицах Ленинграда. Люди останавливались на углах, скоплялись у громкоговорителей, размахивали руками, кричали.

— Прилетели! — слышалось повсюду. — Как же! Только я вышел из дому — слышу: шум. Поднял голову, — батюшки, совсем низко летит. И надпись видна: «Купип-01». Такой серебристый… Этакий цельноалюминиевый…

Действительно, в два часа дня экспедиция профессора Бабера вернулась в Ленинград, следуя тем же маршрутом, по какому она отбыла в свой дальний путь много дней назад. Дирижабль миновал Витебский вокзал и вдоль Цветочной улицы направился к своему Купипскому аэродрому. Еще час — и множество мам и пап уже выходили из себя при виде Люси Тузовой, Левы Гельмана и Николая Андреевича Устрицына, которые под громовые приветствия следовали между рядами публики в Главный зал Купипа.

Купипские лестницы, коридоры, вестибюли ломились от множества скопившихся в них членов знаменитого ученого общества. Телеграфисты то и дело врывались в здание с приветственными телеграммами-молниями. «От Паганелевского географического общества, Париж! — возглашали секретари. — От астрономической ассоциации имени Пальмирена, Розетта! От Арчер-Гордон-Пим-клуба, Вашингтон!»

На площадках лестниц, на эстраде зала там и здесь возвышались изящные клетки; в них кувыркались обезьяны, порхали и щебетали яркие птицы, вывезенные с островов Н. А. Устрицына. Несколько аквариумов поблескивали, мерцали, светились радугой в углах; странные рыбы с длинными хвостами, с разноцветными плавниками, с жабрами, покрытыми узором причудливых шипов, резвились в их прозрачной воде. Но самый главный аквариум и самая главная клетка стояли на столе посреди эстрады. На дне аквариума недвижно, изредка выпуская маленькие серебристые пузырики воздуха, лежало с полдюжины жемчужных раковин, добытых в одной из рек лучшей в мире страны — Страны Великих Сокровищ. Внутри высокой и длинной клетки то хлопотливо шныряли по ее дну, то, вставая на задние лапки, нюхали воздух, то, сидя на корточках, грызли какие-то корешки и стебли два пушистых серовато-коричневых зверька. Это были ондатры. Ондатры, пойманные на берегу той же самой реки. В той же самой стране.

Но далеко не все желающие смогли проникнуть внутрь купипского помещения и занять там места. У стен здания на улице собралась большая толпа, имевшая вид отчасти хитроумный, частично же достопочтенный. То и дело сюда подлетали двух- и трехколесные велосипеды самых последних марок, подвозя все новых и новых членов Купипа. Бесконечная вереница мощных роллеров неудобообтекаемой формы тянулась вдоль фасада и скрывалась далеко за углом. А внутри здания в огромном и высоком белом зале заканчивался увлекательный, неправдоподобный доклад профессора Бабера.

— Уважаемые ребята! — говорил Бабер, благожелательно двигая своей только что подстриженной и свеже надушенной бородой. — Глубокоуважаемые ребята! Досточтимые члены Купипа! С доверенной моему руководству экспедицией произошла поразительная вещь. Вещь — странная. Вещь, я бы сказал, труднообъяснимая. Позвольте в двух словах остановиться на этом выдающемся факте.

«Много времени назад — вы все это помните (дорогой товарищ Устрицын, ты записываешь мои слова?) — во второй половине прошлого лета трое ребят из числа самых хитроумных и максимально достопочтенных нашли плавающую в воде бутылку. Дело было в Усть-Луге, на запад от Ленинграда, при впадении реки Луги в Финский залив. Уважаемые исследователи, обратившиеся со своей находкой ко мне, не помнили точно дня, когда это случилось. Но я установил этот день, так как они заметили, что тень Николая Андреевича ровно в полдень равнялась ровно длине предмета…

(— Ровно равнялась ровной равнине! Ух-ты! — пробормотал Койкин, сидевший за столом президиума.)

«Да! Так! Совершенно точно. Абсолютно правильно! Но такой случай бывает на широте Ленинграда лишь дважды в году: первого мая и пятнадцатого августа. Только в эти дни солнце стоит на 45° над горизонтом. Значит, это было либо 1 мая, либо 15 августа. Раз это случилось не 1 мая, — значит, это произошло 15 августа…»