Александр Преображенский: Голоса трех миров

— Он это заслужил, — проворчал Барди. — Ему надо в лесу жить, а не в цивилизованном сообществе.

— Из–за чего повздорили?

— Из–за достоинства, — ответил Барди.

— Да ты философ, — удивился мужик.

— Я пока никто. Я еще не выполнил предназначения.

Человек усмехнулся и хотел, как показалось Барди, еще что–то спросить, но замолчал и отвернулся в ту сторону, где солнце уже слилось своим нижним краем с поверхностью земли. Одинокий звон поселился у Барди в ухе — комар, занесенный ветром из травяных кущей с берегов ручья, зацепился за шерстинку. Барди тут же тряхнул головой, чтобы избавиться от надоедливого пискуна, и сам от неожиданности пискнул.

— Ты чего? — повернулся к нему мужик. В наступающих сумерках его лицо быстро утрачивало черты, все более превращаясь в серую неровную округлость.

— Шея болит, — объяснил Барди.

— Нехороший пес?

— Да.

— Давай я посмотрю, — предложил мужик, — что там у тебя. А то скоро стемнеет, и не различишь ничего. Может, тебе к врачу сходить надо.

Барди согласился. Он уже знал этого человека, и тот не сделал ему ничего плохого, только хорошее. Да и вообще он лишь однажды видел неприятного человека, того самого, который ему молотком грозился. И все равно он лучше Тиграна.

Барди доверчиво опустил голову, выставив загривок на обозрение.

— О–о–о, парень, — протянул человек, склонившись над Барди и осторожно ощупывая его шею так, что совсем не было больно, а даже очень приятно. — Крепкие, должно быть, зубы у того нехорошего пса.

— Очень, — согласился Барди. — Он здесь самый сильный.

— Думаю, что и не только здесь. Сломать звено титанового ошейника не каждому под силу.

— Как сломать? — взволновался Барди, дернув головой, и тут же опять взвизгнул.

— Тише, тише. Он не до конца сломал, частично. Говорилка твоя еще держится, а вот край острый тебе в шею впился. Погоди, я сейчас его вытащу.

Мужик достал из сумки, стоявшей тут же рядом, какой–то свой инструмент и некоторое время ковырялся им у Барди за ушами. Теперь было больно, но Барди терпел, а потом боль почти исчезла, и стало легко, только с шерсти на землю закапала кровь.

— Ты к врачу–то сходи, — посоветовал мужик. — И ошейник запаять надо или поменять, а то не ровен час потеряешь свою говорилку–то. На соплях висит.

— Как на соплях? На чьих? — испуганно попробовал заглянуть в глаза мужика Барди. Но не увидел их, только две темные ямы — от солнца над горизонтом осталось меньше половинки. Мужик рассмеялся, открыв еще одну черную дырку — рот.

— Это люди говорят так. Нет там ничего такого, о чем ты подумал. На соплях — значит слабо держится. Понятно?

— Понятно.

— Так что ты попроси кого–нибудь починить. А я уже пошел, до свидания. А то на последний автобус опоздаю.

Мужик поднялся с земли, взял свою сумку, перекинул через плечо и стал спускаться с холма.

— А дом вы построили? — крикнул ему вслед Барди.

— Построили, — ответила тающая в сумерках фигура. — Мой напарник уже за другой взялся, а я ухожу. Завтра вместо меня другого пришлют. Мало у вас тут платят. Да и напарник у меня неудачный. Хотя вроде мужик и неплохой, только грубый. Ты на него зла не держи. Он работу в городе потерял. На вас теперь ругается, а сам такой же… Ну ладно, пока, а то точно на автобус опоздаю.

И Барди услышал, как быстро затопотали подошвы ботинок человека, проделавшего остаток спуска бегом.

«А я никуда не пойду до утра, — решил про себя Барди. — Я завтра уеду в город. Мне тоже надо работу искать, только сначала ошейник починю».

Ночью приходили бессловесные. Он видел их черные тени в слабом свете луны. За ограду они не пошли, только проскользили вдоль нее и обратно. Напротив холма задержались. Запрокинув большие головы, нюхали воздух. Он знал, они чуют его. И он их учуял тоже. Плохой запах. Резкий. Настоящая псина. Он не заметил, в какой момент тени снова растаяли в темноте.

jA н брел по первозданному живому лесу. Под но- гами будто гимнастический коврик, весь сплетен из корней, набит перегноем, покрыт бурой хвоей и ржавой, в дырочках прошлогодней листвой. Каждый шаг пружинит и шуршит, приятно похрустывает тонкими усохшими веточками. То здесь, то там, прошив лесной ковер, подглядывают за всем влажные маленькие разноцветные полушария — шляпки грибов. Только что прошел дождь — лес дышит свежестью, жизнью, счастьем, и птицы не смолкают в зеленой вышине, где–то там, у самых вершин деревьев. За размахом зелени даже не видно неба.