Энтони Смит - Темный Кристалл

Это треугольное изображение, — талисман странника, мольба охотника, расплата тюремщика, — можно было увидеть повсюду в замке: в темных коридорах, проходах и арках, в больших и малых залах, в грязных темницах и камерах, погруженных в смерть.

В церемониальном зале световые круги потеряли свечение. Солнце ушло. Скексисы снова зашевелились, переваливаясь на задних лапах, передние конечности болтались в воздухе с согнутыми когтями, их головы, выпирающие из капюшонов, казалось, вот-вот отвалятся. Они обменялись взглядами.

Император не появлялся.

СкекНа, Повелитель Рабов, кивком дал знак в сторону балкона, встроенного в скале высоко над Кристаллом. Треугольный проход на вершине замка был медленно закрыт крышкой.

Буря за стенами замка начала усиливаться. Странное создание, которое могло быть птицей или летучей мышью, поднялось в воздух с крепостной стены. В своих челюстях оно зажало кусок Кристалла и улетело прочь, медленно взмахивая крыльями. Другое создание того же вида последовало за этим, остальные разлетались в разные стороны, держа в клювах по кусочку Кристалла.

Буря приближалась к долине. Джен посмотрел на небо. Его цвета отражались в покрытой рябью воде. Скоро ему придется найти укрытие в одной из свободных пещер вдоль спиральной дорожки. Он заставил себя остаться рядом с прудом у водопада, играя на флейте до последнего момента. Его тихая безопасная жизнь редко предоставляла ему возможность проявлять даже маленькую храбрость.

Он наклонился над водой и начал рассматривать свое отражение.

— Храброе ли у меня лицо? — спросил он себя вслух.

Хотя вода была неспокойна, он достаточно хорошо знал свое лицо, чтобы полностью его разглядеть на рябистой поверхности. Под копной темных густых волос его лицо было похоже на треугольник, с широкими скулами, сужающееся к маленькому острому подбородку. Большие глаза были глубоко посажены по обе стороны плоского носа. Лицо, типичное для Гельфлингов, было окаймлено волосами, из-под которых торчали острые уши.

— Храброе лицо? — снова задавался он этим вопросом, впрочем, как и другими. Красивое ли лицо? Умное? Грустное? Жестокое? Было ли оно запоминающимся?

Единственное, с чем он мог сравнить свое лицо, были грустные лица урРу. Их морщинистые, древние глаза так отличались от его ярких глаз. Кожа на их лицах была старой, изборожденной разбегающимися морщинами. Даже их лица находились не там, где у Джена, а выделялись спереди на длинных, толстых шеях, покрытых гривой седых волос. Когда они шли своей тяжелой переваливающейся походкой на двух мощных ногах, их массивные длинные хвосты не могли уравновесить тяжесть их головы. Им приходилось опираться на трость, которую они держали перед собой одной из передних рук, а задние руки свисали до земли. Их головы представляли собой сплошной ум, возможно, память или слух.

Их чрезвычайно медленные и рассчитанные движения были тяжелы еще и оттого, что они носили тяжелую одежду — нечто среднее между накидкой и попоной. Эти одежды изготовил для них Ткач урУтт и приспосабливал к каждому системой узлов. Сложная система приспособлений формировала кибернетическое хранилище для мыслей каждого ее носителя, будь то медицинские Гербалиста (знатока трав) урНола, астрономические записки Астролога урЙода, многолетние весовые измерения Повара урАмая или любые другие накопители знания, собираемого урРу веками. Одежда их была пыльной и носилась долго, но цвета оставались яркими и нитки не расползались, так как урУтт не использовал ножниц.

Как мог Джен узнать что-либо о себе, сравнивая себя с созданиями, полностью отличающимися от него и намного более крупными, — возможно, в сотню раз тяжелее его? Все, чему они учили его, давалось через наставления. Они могли не приводить примеров, но не потому, что были какие-то различия в мышлении, — их знание было абсолютно концептуально. Обычно ничего не случалось, не было дурных предчувствий, но все это немедленно переводилось урРу в идею и соединялось с другими идеями, которые приращивались в течение веков, как пыль на их одежде. Спирали и руны на коже их голов были закодированными мыслями, представляющими символическую интерпретацию прошлого каждого урРу, из которого кто-нибудь, сумевший бы правильно соединить символы и знаки, смог бы создать будущее. Их постоянно печальный вид, медлительность их низкой, раскатистой речи были подтверждением их разумной природы. Тот, кто никогда не встречался с урРу, мог бы предположить сначала, что они действовали из чувства коллективной вины, настолько неспонтанными были их действия.