Игорь Маранин - Ночь проснувшихся памятников [СИ]

— Ну, какой же он настоящий, юноша? — усмехнулся гражданин. — Каменный, конечно. Кстати, позвольте представиться, Николай Михайлович Пржевальский, географ и путешественник. А это мой верный верблюд. Без имени. А вас как величать?

— Меня Санька, — ответил мальчишка. — Послушайте, может, вы мне подскажите? Если человек вдруг не заснул и оказался сегодня на улицах Петербурга — и не просто оказался, а из другого города оказался — как ему обратно домой попасть?

В этот момент рядом с двумя памятниками… нет, тремя! мы чуть не забыли про верблюда… послышались громкие шаги и остановился один из сфинксов.

— Где Чи-и-ижик-Пы-ы-ыжик?! — растягивая гласные, грозно спросило чудище. — Где наш хо-о-озяин?

Верблюд, улегшийся у ног путешественника Пржевальского, лениво поднял голову и плюнул. Да как точно плюнул! Прямо в глаз. Сфинкс взревел от боли — оказывается, памятникам тоже бывает больно — и попятился. А затем и вовсе развернулся и бросился бежать. Только его и видели.

— Ах, ты мой умница! — умилился Пржевальский верблюдом. — Нет, вы видели, молодой человек, какой умница?

— Видел, — подтвердил Санька. — Так как насчет моего вопроса?

— Ну, как… — склонил голову бывший географ. — Вопрос этот представляет чисто научный интерес, юноша. Насколько мне известно, ни одного случая бодрствования человека в Ночь проснувшихся памятников наукой до сих пор не зафиксировано. Ежели вам угодно будет выслушать развернутый ответ, то рекомендую обратиться к господину Ломоносову. Кажется, он живет за Невой, на Васильевском острове. Большой ученый, юноша, очень большой! А меня, уж вы извините, ждет встреча с Анной Андреевной. И где же эта Шпалерная, интересно мне? Хоть убей, не помню….

А может, когда наступит утро, все памятники уснут, а люди, наоборот проснутся? Мысль была здравой, вот только… Только как же он будет добираться из Петербурга в свой родной городок? Санька повертел головой по сторонам, перешел улицу и, побродив по полю, улегся на траве. Ходить с непривычки было тяжело. Точно он действительно простоял на постаменте целых три года, ни разу не пошевелившись. Интересно, сколько сейчас весит одна его нога? Килограмм сто, не меньше…

— Николай Михайлович Пржевальский — русский путешественник и исследователь Центральной Азии, он впервые описал дикого верблюда, тибетского медведя и дикую лошадь, — тут же принялась рассказывать Википедия.

— Замолчи, — хмуро оборвал ее Санька.

— Тебе не интересно? — удивилась девчонка.

— Нет.

— Ну и ходи неучем! — обиделась Википедия. — Больше ни слова не скажу!

А Санька лежал на траве и смотрел на ночное небо. Белая луна по-прежнему была прибита к нему крепко-накрепко, и мальчишка просто наблюдал за ней. До тех пор, пока Луна не стала бородатой и не посмотрела, хитро прищурившись, на самого Саньку.

— Покорнейше прошу меня извинить, — сказала Луна, сильно картавя. — Я вроде вас никогда не видел, батенька. Новенький?

И Санька понял, что никакая это не Луна, а очередной памятник. Невысокому лысоватому мужчине с хитрой-прехитрой улыбкой. Мужчина был одет в костюм с галстуком, а в каждой руке держал по большой каменной голове. Головы с подозрением смотрели на мальчишку и тихо перешептывались на каком-то иностранном языке. Кажется, на немецком.

— Новенький… — выдавил Санька, пораженный видом разговаривающих голов.

— Вы только посмотрите, товарищ, что буржуазия сделала с Марксом и Энгельсом! У Смольного, у этой колыбели революции сооружены не памятники, а жалкие бюсты! Мне приходится носить их с собой, словно у меня иных дел нет. Архичудовищно! Хочу экспроприировать верблюда у гражданина Пржевальского — пусть возит классиков марксизма на своем горбу.

— Экспро…чего? — не понял Санька.

— Экспроприировать! То есть отобрать, товарищ, и поделить!

— Верблюд же один, — удивился мальчишка. — Как же его можно на всех поделить?

— Очень просто! — уверил его гражданин. — Народ, товарищ, выберет через Советы рабоче-крестьянских депутатов своего представителя, и тот будет пользоваться верблюдом в общественных целях! Кстати, позвольте представиться, Владимир Ильич Ульянов — тире — Ленин. А вас как зовут, юноша?

Головы между тем продолжали свой неспешный разговор на немецком. До Саньки долетали слова Bier mit Wurstchen. Казалось, ни Марксу, ни Энгельсу нет никакого дела до того, что происходит вокруг.

— Меня — Санька, — ответил мальчишка. — А о чем это они разговаривают?