— Пусть! — сказала принцесса. — Быть может, тогда хоть один уберется от Врат, и мы встретимся с Генрихом.
— Жди! хмыкнул Бурунькис. — Когда они сожрут всех коров, то примутся за коз и овец; а когда и эти закончатся, возьмутся за людей; а когда съедят последнего, начнут охотиться на глюмов.
Нас етуны не поймают, — успокаивающе сказал Капунькис. — Они нас даже не увидят — такие мы маленькие.
Со двора снова донесся рев. Ему ответил издалека еще один голос, потом другой, третий.
— Теперь до утра покоя не будет, — покачал головой Бурунькис. — Раз уж начали перекрикиваться, так, пока все не выговорятся, не уймутся.
— Как жалобно ревут, — вздохнула Альбина. — Мне кажется, великаны очень страдают от того, что прикованы к Вратам.
— Пусть страдают, — возразил Капунькис. — Если бы они получили свободу, то сокрушили бы и перетоптали весь Малый Мидгард. Вспомни, когда наш приперся, так он одним шагом полдворца развалил и не заметил!
— Надо было скорее очищать завал со вторыми Вратами, — проворчал Бурунькис. — А теперь уж их не расчистишь. Стоит приняться за работу, как великан- етун приходит в такое бешенство, будто ему в брюхо вместо коровы залили кипящего масла... Так ты идешь со мной в Ливантию или остаешься уши чесать?
Капунькис сладко потянулся, потом резко, словно потревоженная кошка, соскочил с тахты.
— Разумеется, иду. Раз уж нельзя пойти к Генриху, то почему бы не поглядеть на Ливантию? Никогда там не был.
— Я тоже с вами, — сказала Альбина, но Бурунькис остановил ее:
— Ты не можешь. Ты недь не просто девчонка — ты принцесса. На тебе дела государственной важности.
— И потом, — поддержал братца Капунькис, — ты однажды уже сбежала из дворца. Ничего хорошего из этого по вышло.
— И все равно я пойду. — Альбина поднялась. — Переоденусь в простое платье и прикинусь крестьянкой.
— Отличное решение — кивнул Бурунькис. — А ну как придет Генрих и спросит: где мол Альбиночка? Где мое золотко?
Принцесса запустила в Бурунькиса книгой, но тот легко увернулся и, кривляясь, продолжил:
— А Генриху в ответ: пропала наша Альбиночка, не усмотрели за строптивицей. И тебе, господин рыцарь его королевского величества, надо теперь думать не о том, как спасти Малый Мидгард от великанов, а о том, где найти нашу девчушку да как вытащить ее из очередной неприятности. Хорошенькое дельце, нечего сказать. Вот уж Генрих обрадуется!
Лицо принцессы покраснело, глаза сверкнули, как молнии.
— Ты, Альбина, не обижайся, — примирительно сказал Капунькис, отступая с Бурунькисом к двери. — Но братец прав — оставайся. А мы разведаем, что к чему, потом вернемся и вместе решим, что делать.
Быстро оглядевшись, принцесса схватилась за кочергу у камина.
— Рыцарей бить кочергой запрещено! — возмущенно пискнул Бурунькис. Он хотел еще что-то добавить, но Капунькис вытолкнул его в дверь:
— Когда она в гневе, с ней лучше не связываться!
— Стража! — зазвенел полный ярости голос принцессы.
— Бежим! — крикнул Капунькис, и братья-глюмы со всех ног припустили по коридору.
Глава II
У ГОЛОВЫ ХРУНГНИРА
Хранитель королевских сокровищ сидел у погасшего камина и, слепо щурясь в свете единственной зажженной свечи, старательно выводил цифры в бухгалтерских книгах. Гном Эргрик экономил на всем — даже на каминном угле и свечах.
Семьсот восемьдесят девять помножить на двести восемьдесят шесть, — громко обратился он к кому-то невидимому.
— Двешти двадшать пять тыщь шештьшот пятьдешят шетыре, — меньше чем через минуту донесся из темноты голос.
Эргрик записал результат, снова спросил:
— Пятьсот двенадцать, помноженное на двести восемьдесят шесть?
— Што шорок шешть тышячь шетырешта тридшать два, — ответил шепелявый голос. — Но пятыпот двенадшать — это неправильно. В прошлый раж было пятьшот шемнадцать.
— Разве? — Гном перевернул несколько страниц книги, поводил пальцем по ровным строчкам и покачал головой. — Ты смотри — ошибка! Чуть было не наврал в учете. Это из-за темноты. Как думаешь, Уль, может, зажечь еще одну свечу? Хотя нет, не могу позволить подобного расточительства: казна и без того пуста. Копишь, копишь деньги для королевства, а потом заявляется великан-проходимец и начинает проедать все накопленное. Яду бы обжоре подмешать, так ведь это тоже траты...
— Яд етуна не вожмет, — сказал призрак Уля Бергмана. — А вот шмаштерить ежа иж оштрых копий было бы неплохо. Он бы проглотил его и подавилшя.
Читать дальше