Шеннон Хейл: Огненная Энна

Финн испустил вздох облегчения:

— Отлично! Ты должна это сделать, Энна, и никому не придется жечь углями язык.

Энна сомневалась, что у нее получится. Язык ветра казался ей таинственным и полностью принадлежащим одной только Изи. Но она согласилась, уверенная, что хотя бы Изи получит от этого пользу. Девушки сели рядом, касаясь коленями друг друга. Фахил встал возле жаровни, а Финн устроился поодаль на камне и стал наблюдать за подругами, на всякий случай держа ладонь на рукояти меча.

Подруги тихо заговорили. Энна хотела, чтобы Изи узнала все то, чему она сама научилась из пергамента. Она объяснила, как тепло плывет в воздухе, откуда оно берется, как она его ощущает, собирает и втягивает внутрь и как оно теперь уже само собой превращается в пламя в ее груди. А Изи попыталась рассказать, как она чувствует прикосновения ветра, какие ощущения он вызывает внутри ее, когда она различает его тихую речь, как она видит и слышит образы, принесенные ветром, хотя все это не имеет отношения к ее глазам, ушам и даже коже. Объяснять оказалось нелегко, и через некоторое время Энна обнаружила, что они обе умолкли. Но девушки продолжали держаться за руки, и Энна остро чувствовала близость подруги.

«Учись, — мысленно потребовала она. — Почувствуй тепло. Познай его».

Она сосредоточилась на пустоте в груди, на том пространстве, из которого истекало тепло, на волнах жара, накатывающих на ее лицо, и попыталась отогнать их, заставить тепло признать Изи. Теплые нити потянулись между Энной и ее подругой. Это было странное ощущение, как будто Энна прикасалась к Изи, но не пальцами. А потом она уловила дуновение ветра.

Он покружил над Изи, обвил соединенные ладони подруг и пополз вверх по запястью Энны. Его прикосновение показалось ей знакомым, как прикосновение дружеской руки. Словно это сама Изи коснулась ее. Энна почувствовала, что может угадать, какое направление изберет ветер, куда он подует, — ведь она частенько угадывала, что скажет Изи, когда та лишь начинала говорить. Ей захотелось втянуть ветер в себя, как она втягивала тепло, но она сообразила, что здесь это не поможет. Ей почудилось, что ветер что-то говорит, и она прислушалась, напрягая все свои чувства, ловя слова ветра ушами, умом, кожей и той частью себя, которая ощущала тепло.

Ветер усилился, как будто почувствовав отчаяние девушки. Хлестнул ее волосами по щекам и начал донимать ее как мог. Но в его пронзительных завываниях прятался островок тишины. Энна опять потянулась к ветру и мгновенно ощутила: то, чего она надеялась коснуться, было Лейфером. Она так отчетливо увидела его лицо, словно он стоял прямо перед ней, и сердце Энны наполнилось тоской. Она изумилась тому, что в такой момент ее мысли устремились к брату, но вдруг осознала, что так и не оплакала его смерть, и в ее груди вспыхнула острая боль. Холодный порыв ветра ударил ей в лицо, и она поняла, что плачет, что ее грудь содрогается от рыданий.

«Все это время, — подумала Энна, — я цеплялась за Лейфера». Огонь воспринимался ею как последняя соединяющая их нить, протянутая между жизнью и смертью.

«Я могу это отбросить, я могу!»

Огонь внутри ее взревел, защищаясь. Жар обжег кожу, истекая из ее груди, словно хотел заполнить собой весь мир. Энна почувствовала, что ее охватывает сонливость, и вспомнила слова Фахила: «Если она опять заснет, то может уже и не проснуться». Чтобы не потерять сознание, она сосредоточилась на Изи и все свои мысли направила на подругу. Ее руки нашарили шею и запястья Изи в надежде, что простое прикосновение поможет ей передать тепло. Огонь как будто вздохнул в ее груди. А тепло растеклось во все стороны, и Энна перестала понимать, где ее собственные руки, а где кожа Изи.

Ветер не умолкал — это Изи настойчиво посылала его к подруге. И Энна попыталась прислушаться к нему той своей внутренней частью, где хранила не только воспоминания о брате, но и ощущение его присутствия. Ветер бил ее по коже, и Энна бросила навстречу ему все свои чувства, чтобы уловить, услышать внутренним слухом…

Жар витал между подругами. Ветер неистово трепал их, подталкивая друг к другу. Внезапно незнакомый голос произнес: «Энна…»

Она задохнулась от неожиданности. Ей хотелось крикнуть: «Я здесь! Это я — Энна!», но она не знала, как это сделать. И снова услышала: «Энна…» Это слово проникло в ту пустоту в груди, которой она воспринимала огонь, а потом проскользнуло вверх через горло и наконец приютилось в тайном местечке ее разума, где Энна хранила память о Лейфере. Это был голос ветра, произносившего ее имя, холодный, как леденящий поток, и в то же время мягкий, простой и понятный…