Павел Саля - Теперь мы будем хорошими

Брат Хороний. Если ты будешь укрывать зло, мы никогда с ним не справимся.

Фонарь. Интересно, а что вы ему сделаете?

Брат Хороний. Оно будет наказано.

Фонарь смотрит на него с ненавистью. Столпившиеся вокруг ребята не сводят с Фонаря глаз.

Брат Хороний. Ну, скажи, кто это сделал?

Фонарь. Черный.

Брат Хороний. Кто это такой?

Фонарь. Черный Чел — Шварценеггер.

Брат Хороний. Шутишь?

Фонарь отрицательно качает головой.

Брат Хороний. Кто из них? (Испытующе смотрит на окружающих.)

Их лица непроницаемы, не выражают ни жалости, ни сочувствия. Брат поворачивается к Фонарю и смотрит на его окровавленное лицо. Фонарь отрицательно качает головой.

Брат Хороний. Здесь такого нет.

Фонарь. Есть.

Брат Хороний. Кто?

Фонарь. Есть. Он везде.

Брат Хороний. Кто?

Фонарь. Его все боятся. И вам бы надо.

В этот момент появляется Брат Камиль.

Брат Камиль. Что случилось?

Брат Хороний. Кто-то порезал его лезвием…

Брат Камиль. Опять?

Брат Хороний. Что значит опять?

Затемнение.

Трапезная. За столом сидят четверо монахов. В центре на стуле — побритый наголо Нацист, 17 лет, состояние здоровья хорошее, психическое состояние в норме. Братья просматривают его бумаги, задают краткие вопросы.

Брат Камиль. Ты сбежал из Пщинской колонии, да?

Нацист утвердительно кивает.

Брат Камиль. Это тогда случилось?

Нацист. Тогда еще нет.

Брат Камиль. А когда?

Нацист. Позже… гораздо позже…

Брат Хороний. Но зачем?

Нацист. Не знаю… я чувствовал, что должен ее убить. Я не видел другого выхода.

Брат Камиль. Ты хорошо ее знал?

Нацист. Магду?

Братья молчат, сверля взглядами парня. Тот ежится под их взглядами.

Нацист. Я жил с ней в одной комнате, а ее мать жила в другой. Она не сказала мне, что ей только четырнадцать, выглядела старше. Ее мать работала в библиотеке и никогда не лезла в наши дела.

Брат Павел. Вы жили вместе под одной крышей? Как одна семья?

Нацист. Ну нет. Мать у Магды была иногда очень, ну, такая, добрая. Лучше всего было в праздники. Супер, как в семье.

Брат Феликс. Вы ходили в костел? Молились?

Вопрос очень удивляет Нациста.

Нацист. Да вы что? Мы?

Братья молча смотрят на него. Он продолжает.

Нацист. Ну, мать ее, наверное, ходила в костел, потому что пропадала иногда, наверное, в костеле была.

Брат Камиль. И что дальше?

Нацист. После Нового года Магда меня взбесила. Ну, короче, оказалось, что у нее вши.

Брат Феликс. Что, что?

Нацист. Вши, ну, такая хрень в волосах.

Брат Павел. Где она их подцепила? (Молчание.) От тебя?

Нацист. Может быть, но я побрился наголо, а она не захотела. Мыла волосы керосином, денатуратом, так, блин, воняло. Я на стену лез.

Братья просматривают документацию, шокирующие снимки, пробуют смотреть на них отстраненно. Однако Брат Павел не выдерживает. Один из снимков он разглядывает более внимательно.

Нацист. Она стала огрызаться.

Брат Павел. У нее были татуировки?

Нацист. На плече я ей когда-то выжег сигаретой знак, что она меня любит.

Брат Павел. А эти шрамы?

Брат Феликс. Что?

Брат Павел. Ее чем-то порезали.

Брат Феликс морщится.

Нацист. Мы друг дружку резали… ну, как бы по любви…

Брат Камиль. Сильная была любовь.

Брат Хороний. Тогда почему ты ее убил?

Нацист. Я же говорю, она стала меня бесить. Я прямо отвращение чувствовал… надо было что-то делать.

Брат Хороний. Поэтому ты решил ее убить.

Нацист. Я не один, с друзьями. Мы ее били, а потом, когда она уже лежала опухшая и ничего не говорила, я ее спросил, какую смерть она выбирает: повесить ее, отравить, на кусочки порезать, сжечь или утопить?

Брат Павел. Вы хотели ее сжечь живьем?

Брат Феликс встает, поворачивается ко всем спиной и хочет выйти. Остальные молчат. Сидят минуту неподвижно, как бы ожидая чего-то.

Брат Феликс (шепотом). Достаточно!