Джим Томпсон - Убийца во мне

– Я слышал. – Он зажег спичку, чтобы я мог прикурить. – Но это не имеет особого значения. Я хочу сказать, что по делу Конвоя расследовать больше нечего. Нам остается сидеть и ждать и быть доступными в тот момент, когда Конвей начнет давить своим авторитетом. Думаю, он нескоро смирится с ситуацией.

– Плохо, что девчонка умерла, – сказал я.

– О, не знаю, Лу, – пожал он плечами. – Сомневаюсь, что она могла бы рассказать нам то, что нам не известно. Честно признаться – строго между нами, – я испытываю огромное облегчение. Конвей не успокоился бы, пока не отправил бы ее на электрический стул, свалив всю вину на нее. Мне бы не хотелось участвовать в этом.

– Да, – согласился я. – Это было бы неприятно.

– А если бы она выжила, я бы не отвертелся. Я хочу сказать, что возбудил бы против нее дело на всю катушку.

Он держался значительно дружелюбнее, чем в нашу последнюю встречу Он давал понять, что мы с ним большие друзья и он не скрывает от меня свои самые сокровенные мысли.

– Интересно, Говард...

– Да, Лу?

– Нет, думаю, мне не стоит говорить об этом, – сказал я. – Возможно, вы относитесь к этому не так, как я.

– О, уверен, что так же. Я всегда чувствовал, что у нас с вами много общего. Так о чем вы хотели сказать?

Он на мгновение отвел взгляд, его губы слегка дрогнули. Я понял, что секретарша подмигнула ему.

– Ну, дело вот в чем, – сказал я. – Я всегда считал, что мы тут все одна большая счастливая семья. Мы, кто работает на благо округа...

– Гм... Одна большая счастливая семья, а? – Его взгляд опять метнулся в сторону. – Продолжайте, Лу.

– Мы очень похожи друг на друга...

– Д-да.

– Мы сидим в одной лодке, мы вместе беремся за дело и сообща доводим его до конца.

У него внезапно запершило в горле, и он поспешно вытащил носовой платок из кармана. Потом он повернулся вместе с креслом спиной ко мне и долго кашлял и плевался. Я услышал, как секретарша встала и куда-то вышла. Стук ее каблучков ускорялся. Через секунду она уже бежала в направлении дамского туалета.

Я надеялся, что она описается.

Я надеялся, что тот осколок шрапнели, что застрял в Хендриксе, проколол ему легкое. Этот осколок стоил налогоплательщикам целого состояния. Его избрали прокурором только из-за нескончаемых разговоров об осколке. Не об улучшении обстановки в округе или установлении справедливости. А именно об осколке шрапнели.

Наконец Хендрикс выпрямился и повернулся ко мне. Я сказал, что ему следует заняться этой простудой.

– В таких случаях, – сказал я, – я беру отвар луковицы и выдавливаю в него большой лимон. Или средний и маленький...

– Лу! – резко оборвал он меня.

– Да? – вскинулся я.

– Я ценю вашу заботу – вашу заинтересованность, – однако давайте вернемся к теме. Так что вы хотели сказать мне?

– О, ничего особенного.

– Пожалуйста, Лу!

– Ну, я кое-что не понимаю, – проговорил я. И рассказал ему. О том, что не понимал Ротман. Я выразил это своими словами и в своей манере, медленно и неуклюже. Теперь у него есть над чем поломать голову. Кроме следа от спущенного колеса. И прелесть ситуации заключается в том, что он ничего не сможет сделать и ему останется только ломать голову.

– Господи, – произнес он. – Это же на поверхности, верно? Прямо на поверхности, если правильно взглянуть. Это один из тех очевидных и простых фактов, которые трудно заметить с первого взгляда. Как ни крути, он должен был убить ее, когда сам уже был мертв. А он этого сделать не мог!

– Или наоборот, – сказал я.

Хендрикс вытер лоб. Он был возбужден, но выглядел больным. Заманивать бедного простака Лу в ловушку с помощью спущенного колеса – это одно. То было в его духе. Теперь ему снова придется забрасывать петлю.

– Лу, вы понимаете, что это значит?

– Не обязательно, – сказал я и выдал ему ту же теорию насчет всяких случайностей, которую наболтал Ротману, только в других выражениях. – Так, наверное, все и было. Одна из тех удивительных и необъяснимых случайностей.

– Да, – сказал он. – Конечно. Вероятно, именно так. Вы... э-э... вы с кем-нибудь говорили на эту тему?

Я замотал головой.

– Просто эта мысль пришла мне в голову Естественно, если Конвей взбесится, когда вернется, я...

– Сомневаюсь, что это надо, Лу. Я действительно считаю, что это будет неразумно.

– Вы имеете в виду, что я должен сначала рассказать об этом Бобу? Да я так и собирался. Я не собираюсь прыгать через его голову.

– Нет, Лу, – возразил он, – я не это имел в виду. Боб в плохом состоянии. Конвей устроил ему страшную взбучку. Не уверен, что нам следует тревожить его чем-то еще. Причем тем, что, как вы отметили, не имеет перспективы и бесполезно для следствия.