Ю Несбё - Нетопырь

– Да? – Эндрю с трудом сел на кровати. – Ну-ка, расскажи.

– Во-первых, когда я приехал в Сидней, ты, хотя и не должен был расследовать это дело, настоял на том, чтобы тебе его дали и направили работать со мной, иностранцем. Вопросы появились уже тогда. Потом, под предлогом убить время, ты ведешь меня в цирк и знакомишь со своим другом. Из четырех миллионов жителей Сиднея с этим конкретным парнем я познакомился в первый же день. Один человек! Четыре миллиона к одному. Потом этот парень появляется снова, и мы даже спорим на 100 долларов по одному личному вопросу. Но вся штука в том, что он появляется в том баре, где работает Ингер Холтер, и оказывается ее знакомым! Снова четыре миллиона к одному. И пока я кружу вокруг очевидного убийцы, а именно – Эванса Уайта, вдруг появляешься ты со своим источником, который – один из 18 миллионов на континенте – видел Уайта, случайно оказавшись именно в Нимбине и именно в вечер убийства!

Эндрю, казалось, погрузился в глубокие размышления. Харри продолжал:

– И уже не удивительно, что ты даешь мне адрес бара, где молодчики Эванса Уайта «случайно» оказываются завсегдатаями. И они под давлением подтверждают ту историю, в которую все просили меня поверить: что Уайт ни при чем.

В комнату вошли две медсестры. Одна взялась за нижний конец кровати, другая дружелюбно, но твердо произнесла:

– Извините, но время посещений закончено. Врачи ждут мистера Кенсингтона на ЭЭГ.

Харри начал шептать Эндрю на ухо:

– Я человек не блестящего ума, Эндрю. Но понимаю, что ты что-то пытаешься мне сказать. Не понимаю только, почему ты не скажешь этого прямо. Зачем тебе я? Кто-то тебя держит, Эндрю?

Он продолжал идти рядом с кроватью, пока сестры катили ее по палате и дальше, по коридору. Голова Эндрю с закрытыми глазами лежала на подушке.

– Харри, ты говорил, что у белых и аборигенов почти одинаковые истории о первых людях, потому что у нас одинаковые суждения о неизвестном. Что какие-то мыслительные алгоритмы – врожденные. С одной стороны, глупее я ничего не слышал, но с другой – немного надеюсь, что ты прав. А значит, нужно только закрыть глаза и увидеть…

– Эндрю! – прошипел Харри, когда они остановились у грузового лифта, и одна из медсестер стала открывать дверь. – Не пудри мне мозги, Эндрю! Это Отто? Отто – Буббур?

Эндрю распахнул глаза:

– Как…

– Сегодня мы его берем, Эндрю. После представления.

– Нет! – Эндрю приподнялся на кровати, но медсестра осторожно, но уверенно надавила ему на плечи.

– Врач велел вам лежать тихо, мистер Кенсингтон. У вас же серьезное сотрясение мозга. – Она повернулась к Харри: – Дальше вам нельзя.

Эндрю снова приподнялся:

– Не сейчас, Харри! Два дня! Не сейчас. Пообещай, что подождешь два дня! Отвали, сестра! – Он вывернулся у нее из рук.

Харри стоял и держал изголовье кровати. Он наклонился и быстро прошептал, почти выплевывая слова:

– Пока что никто не знает, что вы с Отто знакомы, но это вопрос времени. Тогда станут докапываться до твоей роли. Я не могу больше их удерживать, если ты не собираешься мне помогать. Ну же!

Эндрю вцепился ему в рукав:

– Ищи лучше, Харри! Смотри лучше! Увидишь, что… – начал он, но не договорил и снова повалился на подушку.

– Увижу – что? – спросил Харри, но Эндрю закрыл глаза и отмахнулся.

Он сейчас такой старый и маленький, подумал Харри. Старый, маленький и черный в большой белой кровати.

Медсестра грубо отодвинула Харри в сторону. Последним, что он увидел за закрывающимися дверями лифта, была машущая рука Эндрю.

Тонкая дымка облаков затянула клонящееся к закату солнце над Бонди-Бич. Пляж начинал пустеть. Ровным потоком проходили обитатели этого известного и очаровательного австралийского пляжа: серферы с белыми носами и губами, неуклюжие культуристы, девушки в укороченных джинсах и на роликах и богини пляжа с бронзовым загаром и силиконовыми формами – в общем, «The Beautiful People» – молодые, красивые и (на первый взгляд) благополучные. В это время кипел бульвар Кемпбелл-Парейд, где яблоку негде упасть от салонов мод, небольших гостиниц и безумно дорогих ресторанчиков. В людские потоки врезались рычащие спортивные кабриолеты, водители которых смотрели на тротуары в зеркала сквозь черные очки.

Харри вспомнилась Кристина.

Тот день, когда они, путешествуя по Европе на поездах по билетам с молодежной скидкой, сошли в Канне. Был туристический бум, и во всем городе не нашлось ни одной комнаты, где они могли бы переночевать, а скромные средства не позволяли снять номер в дорогом отеле. И, выяснив, когда будет следующий поезд до Парижа, они оставили рюкзаки в камере хранения и пошли на Круазетт. Там они прогуливались, глядя на людей и животных, равно богатых и красивых, на немыслимые яхты с собственными экипажами, каютными катерами на корме и вертолетными площадками на палубе. Глядя на все это, они поклялись, что навсегда останутся социалистами.