Елена Корджева - Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая

Алекс, похоже, воспринял информацию со стоицизмом учёного, столкнувшегося с очередной проблемой, требующей решения. Ибо немедленно задался поисками оного:

– И что теперь с этим делать?

Этот, казалось бы, по-детски бесхитростный вопрос, требовал ответа. Причём от каждого.

Его уже не раз успела мысленно задать себе и Ева: «А что с этим делать?»

Можно, разумеется, сделать вид, что квадратики, нарисованные на бумаге, не имеют к ним ни малейшего отношения. Тем более что вопросов, требующих неотложных решений и без того предостаточно.

Марис, словно читая её мысли, попытался вновь их систематизировать. Смена фамилии соседствовала с необходимостью предпринять упреждающие шаги на случай возможных, более того, весьма вероятных нападок Рудольфа Шварца, а то и ещё какого-нибудь любителя поживиться за чужой счёт. Здесь же, в списке то ли проблем, то ли неотложных дел значилось принятие в собственность всего наследия прадеда фон Дистелроя, всех «заводов-пароходов», обозначаемых в разговоре словом «концерн», и необходимостью вникать в его работу. К тому же казалось абсолютно нерачительным содержание огромного состояния, полученного в виде камней и драгоценностей, валяющимся, пусть и в банковском сейфе под надёжной охраной, но безо всякой пользы.

Каким образом повлияет на события изваянное Соней генеалогическое древо, было совершенно неясно, но вероятность того, что обязательно повлияет, выглядела весьма внушительной.

– Да, задачка. – Алекс продолжал осмысливать информацию.

Решив прибегнуть к традиционному способу снятия напряжения, Ева включила кофеварку. Привычное шипение, разносящее по дому всеми любимый аромат, слегка разрядило обстановку. Бароны там в роду или нет, в любом случае ничего, кроме порции хорошего кофе не придумано для передышки в стремительной череде событий.

Дождавшись, когда получит свою чашку, честно наполненную кофемашиной, Соня вытащила очередную бумагу.

Старинный артефакт был вполне профессионально упакован в пластик, но, судя по выражению её лица, где к любопытству и подобающей случаю загадочности примешивалась некая доля торжественности, являл собой нечто заслуживающее особого внимания. Документ был вручён Еве с напутствием:

– Вот, возьми. Прочитай вслух.

Разумеется, из всех присутствующих она – профессиональный переводчик – единственная могла читать, быстро переводя с листа для всех присутствующих. Даже несмотря на современную упаковку, документ внушал мысль о древности, а дата, указанная в конце письма, лишь подтверждала эту мысль: 16 ноября 1670 года. Никогда прежде ей не приходилось читать письма, отправленные более трёхсот лет назад. Чернила, нанесённые, видимо, ещё гусиным пером, давно выцвели и слова, написанные острыми готическими буквами, разбирались с трудом: «Mein lieber Alexander…»

Все посмотрели в правильный квадратик, куда Соня, немедленно ткнула карандашом, – судя по имени и дате, письмо адресовалось младшему сыну Екаба, которому в ту пору было едва ли двенадцать лет.

«Мой дорогой Александр», – медленно продираясь через незнакомый почерк, Ева читала, борясь с неловкостью оттого, что письмо, написанное отцом младшему сыну, явно не предназначалось никому другому.

– Не переживай. Для самого Александра это уже не имеет значения.

Удивительно, но Марис каким-то образом неизменно догадывался, когда ей необходима поддержка. Как он это делал, оставалось загадкой. Важно то, что, как это часто случалось, сейчас он был полностью прав: через триста сорок или сколько там лет ни адресату, ни получателю не представлялось важным сохранение тайны.

Если отбросить все, приличествовавшие нормам вежливости семнадцатого века формы и обращения, смысл послания сводился к следующему:

«Дорогой сын!

Ты уже достаточно вошёл в возраст, чтобы понять послание, которое диктует мне любящее отцовское сердце.

На твою юную долю выпало немало испытаний, я полагаю, ты не забыл тяготы, которые обрушил на нас шведский король, и от которых не смог я уберечь ни своих детей, ни мать их, мою любимую жену Луизу Шарлотту. Однако мы превозмогли горечь бесславного плена и вернулись домой.

Гораздо труднее оказалось найти дом свой, герцогство Курляндское, разрушенным и обезображенным. Так устроен мир, что соседское добро порой вызывает зависть и желание прибрать его к рукам не только у крестьян, но даже у тех, кто волею божьей был помазан на престол. И невдомёк им, что далеко не всё можно унести с собой – древо, насильно вырванное из земли, без корней сохнет и не приносит плодов.