Лорен Бьюкес - Сияющие

Быстрым резким движением поворачивает ручку двери. Его ослепляет яркий свет, острый как разрыв хлопушки в темном подвале, пронзающий страхом случайную кошку.

Харпер выходит и оказывается в каком-то совершенно другом времени..

– Тебе нужно завести другую собаку. – Мама сидит на камне, смотрит на озеро Мичиган и зимний пляж. Воздух клубами зависает у рта, как в комиксах пузыри со словами. В прогнозе погоды обещали снег, но, судя по состоянию неба, вряд ли.

– Не-а, – беззаботно отвечает Кирби. – Никогда от нее ничего хорошего не было.

Девушка рассеянно поднимает палочки с земли и ломает их на маленькие кусочки, пока ломать становится нечего. Ничто не поддается уменьшению до бесконечности. Атом можно расщепить, но все равно он не может испариться в никуда. Всегда что-нибудь остается. И ни от чего нельзя освободиться полностью, до конца, даже если все уже сломалось, раскрошилось. Как в случае с Шалтаем-Болтаем. Наступает момент, и приходится поднимать с земли то, что осталось. Или просто уйти, не оглядываясь. Да пошла она, вся эта королевская рать!

– Девочка моя. – В голосе Рейчел слышится вздох, от него Кирби всегда хочется сказать маме что-нибудь обидное.

– Волосатая, вонючая, все время норовит лизнуть в лицо. Фу! – Кирби делает презрительную гримасу. Все их ссоры развиваются по одному сценарию. Противно знакомо, но в какой-то степени удобно.

После того как это случилось, она некоторое время пыталась развлечься и отвлечься. Забросила учебу, хоть ей и предлагали взять академический отпуск (по семейным обстоятельствам), продала машину, собрала вещи и уехала. Однако недалеко. Хотя Калифорния казалась незнакомой и чужой, как Япония. Будто телевизионный сюжет со сбитым звуковым сопровождением, где кто-то смеется на заднем плане. А может быть, это она сама везде была чужой и никуда не вписывалась: слишком мрачная и запутавшаяся для Сан-Диего; или не слишком запутавшаяся либо не по тому поводу для Лос-Анджелеса. Ей следовало быть трагически беззащитной, а не сломленной. «Ты сама должна сделать надрез и выпустить боль наружу, никто не сделает это за тебя!»

Ей не нужно было останавливаться, следовало продолжить путешествие, уехать дальше, в Сиэтл или Нью-Йорк. Она же вернулась туда, откуда начинала. Вероятно, слишком много переезжала в детстве. Или семья создает вокруг себя гравитационное поле притяжения. Или ей просто нужно было вернуться на место преступления.

Нападение тогда привлекло большое внимание. В больнице с ног сбились, пристраивая огромное количество букетов, которые ей приносили люди, иногда совершенно незнакомые. Хотя некоторые цветы преподносили просто в знак внимания и сочувствия. Уже никто не верил, что она выкарабкается, да и в газетах многое напутали.

Первый месяц был очень суматошным, люди отчаянно боролись за нее, самоотверженно помогали, поддерживали. Но со временем цветы завяли, а внимание ослабело. Ее перевели из интенсивной терапии, а через некоторое время выписали из больницы. Люди продолжали жить своей жизнью, от нее ждали того же, но она не могла даже в кровати повернуться – тут же просыпалась от острой, невыносимой, пронизывающей агонии. Или кричала от боли, боясь, что порвала какой-то орган внутри, когда тянулась за шампунем, а обезболивающие переставали действовать.

Потом рана загноилась, и ей снова пришлось лечь в больницу, еще на три недели. Живот страшно вспучился, будто она собиралась родить инопланетянина. «Мы теряем грудолома, – пыталась она шутить с доктором, очередным приглашенным специалистом. – Как в фильме „Чужой“, помните?» Но никто не помнил и ее шуток не понимал.

Между тем Кирби теряла друзей. Они просто не знали, что сказать, все отношения застревали в трещинах молчания. С теми, кто не терял дара речи от самого вида ее ужасных ран, она могла поговорить об осложнениях, которые испытывала от попадания своих фекальных масс в брюшную полость. Ничего удивительного, что разговоры быстро заканчивались. Люди меняли тему, не решались задавать вопросы или проявлять любопытство, будучи уверены, что поступают правильно, в то время как она больше всего хотела выговориться. Так, чтобы все нутро наружу.

Появлялись и новые друзья, из туристов, которые приходили попялиться. Она не привязывалась, быстро и легко освобождалась от этих отношений. Иногда было достаточно просто не ответить на телефонный звонок. Если кто-нибудь проявлял настойчивость, она начинала нарушать договоренности – все, раз за разом. Они удивлялись, сердились, обижались. Некоторые оставляли на автоответчик сообщения – сердитые, возмущенные или, еще хуже, обиженные. В конце концов она его отключила и выбросила. Кажется, для знакомых это оказалось лучшим решением. Ведь дружить с ней – это как приехать отдыхать на тропический остров и попасть в руки террористов, а такое случалось в реальности, она видела в новостях. Еще она много читает о несчастных случаях. В основном рассказы спасшихся и выживших.