Владимир Гурвич - Деньги дороже крови

— П что делать в селе? — кисло спросил мой товарищ по несчастью.

Я задумался.

— Наверное, там есть отделение милиции, скажем, что нас ограбили, Будем надеяться, что помогут нам добраться до дому. Только упаси вас боже говорить, что с нами случилось в действительности. Помните, вы клялись на кресте.

— Не хуже вас понимаю, — едко буркнул он. — И зачем я польстился на ваши деньги. Все равно их украли.

Он так и не понял, что родился сегодня во второй раз и может отныне по праву отмечать в этот день свой второй день рождения. Только чудо спасло нас. Хотя очень интересно было бы узнать, кто же им оказался?

— Пойдемте. — Кстати, как вас зовут?

— Всеволод.

Наконец-то я узнал его имя.

В милиции нам на самом деле помогли. Я весьма красочно поведал историю про то, как нас остановили на дороге, заставили сесть в машину, обчистили карманы, а затем выбросили в незнакомой местности. У милиционеров эта импровизация сомнений не вызвала, по их словам подобные происшествия тут случаются не так уж редко. Составив протокол, они посадили нас в машину и довезли до железнодорожной станции, которая, впрочем, оказалась совсем недалеко.

Здесь наши пути с Всеволодом расходились в противоположные стороны. Все то время, что мы находились в отделение милиции, он молчал, лишь кивками головы и редкими междометиями подтверждал истинность моего рассказа. Но сейчас, когда мы остались одни, он проявлял по отношению ко мне откровенную враждебность. Я чувствовал свою вину перед ним и потому терпеливо сносил его косые взгляды.

Я смотрел на меняющиеся картины подмосковного пейзажа и постепенно отходил от этого приключения едва не стоившего мне жизни. И по мере моего приближения к городу, в голове все настойчивей звучали вопросы. В этой истории было много непонятного. Я попытался разложить все по полочкам.

Более всего мое недоумение вызывали два обстоятельства. В первую очередь я не мог уразуметь, почему банда Галанова напала на машины, в которых ехали люди Костомарова. Означает ли это, что он решился пойти на прямую конфронтацию с руководителями концерна? До сих пор Галанов и его подручные действовали с его руководством заодно, выполняли его грязные поручения, чему я был сам свидетелем. Но на этот раз они напали машины Костомарова, а для того, чтобы скрыть свои лица, действовали в масках. Выходит, что былой союз окончательно разрушился, и Галанов осмелел до того, что решил сыграть собственную партию. Или действовал по чьему-то заказу? Но с другой стороны их опасения, что этот факт может выйти наружу говорит за то, что Галанов, по крайней мере, на данный момент не желает идти на открытую конфронтацию и ведет двойню игру. И в этой двойной игре, я, оказавшись на ее поле, в самом деле, представляю для них серьезную опасность. Причем, настолько серьезную, что они решили избавиться от меня.

И тут возникает второй, не менее, а то еще более интересный вопрос. Кто же тот таинственный человек, с которым разговаривал Галанов и который запретил меня убивать? Если бы удалось узнать его имя, многое бы прояснилось бы. Но скорей всего надеется на это в ближайшее время вряд ли стоит.

С вокзала я решил отправиться домой и отдохнуть, После таких злоключений я испытывал потребность набраться сил. Дома я сам не зная почему, проверил на определителе номеров, кто мне звонил во время моего отсутствия. Оказалось, что телефон просто не смолкал. Причем, почти все звонки поступили в последние несколько часов. Звонил: Фрадков, Кириков, Пляцевой, Ушаков, Царегородцева, Ольга и даже Потоцкий, который до сих пор не делал этого ни разу. Судя по всему, моя судьба вызывала повышенный интерес.

Я же не стал никому звонить, а просто лег спать. Само собой разумеется, что разбудил меня телефонный звонок. Я узнал голос Царегородцевой.

— Наконец-то вы дома. С вами все в порядке?

— Все в порядке. А что случилось?

— Это я вас хотела спросить, что случилось. Все руководство концерна пребывает в небывалом возбуждении. И все говорят только о вас. Я ничего не понимаю, Может быть, вы что-нибудь проясните?

— Проясню, но не сейчас. У вас-то все в порядке? Никто не беспокоил?

— Беспокоили. Но это отдельный разговор.

— Хорошо, поговорим.

— А вы приезжайте сюда. Вас жаждут видеть все.

— И вы тоже?

Царегородцева засмеялась и положила трубку.

Ехать в концерн мне не хотелось, но Царегородцева права: следует как можно скорей там показаться. Кажется, наступают кульминационный период. Что точно происходит, мне не ведомо, но то, что происходит нечто экстраординарное, сомнений остается все меньше.