Ральф Макинерни - Реликвия Времени

Ей ответил женский голос. Ну, хорошо. Хоть какая-то месть.

— Я знакомая Ллойда.

— Панихида завтра.

— Панихида?

— А заупокойная месса на следующий день.

— По Ллойду?

Долгая пауза.

— Боже милосердный, вы ничего не знаете?

— Говорите же!

— Кто вы такая?

— Катерина Долан. Мы вместе росли в Миннеаполисе.

До Катерины дошло, что она говорит с Джудит, одной из дочерей Ллойда. Та расплакалась, сообщая ей страшное известие. Катерина, знавшая то, о чем не догадывалась Джудит, слушала, не в силах поверить своим ушам. Неужели Ллойд отправился в Мехико в паломничество, чтобы покаяться за три дня, проведенных в постели?

— Где состоится панихида? — Катерина записала адрес в Индианаполисе. — Спасибо, — сказала она и положила трубку.

Катерина сидела оглушенная. Сраженная наповал. У нее перед глазами стояли картины того, как они с Ллойдом лежат в постели в гостинице в Чикаго, и ей казалось, что она находится в объятиях смерти. Очнувшись, Катерина начала обзванивать офисы авиалиний. О, господи, она обязательно отправится на похороны. Оказалось, что есть прямой рейс до Миннеаполиса, и Катерина заказала билет.

В кипе газет, лежавших в прихожей в ожидании того, как их отправят в мусор, Катерина нашла те, в которых описывались события в Мехико, и провела полночи, стараясь восстановить то, что произошло с Ллойдом. Однако самый большой ужас внушала ей мысль о том, что именно могло толкнуть его отправиться в святилище.

По пути в Миннеаполис самолет попал в зону турбулентности, и Катерина представила себе сообщение в газете о катастрофе. Кто ее опознает? Кому будет до нее какое-нибудь дело? Самое подходящее настроение для похорон. Панихида должна была состояться в ужасном похоронном бюро на Меридиан-авеню, где когда-то селились губернаторы и прочая знать. Поставив взятую напрокат машину на стоянку, Катерина долго сидела, глядя на тех, кто заходил внутрь. Наконец она набралась мужества сделать то же самое.

Встретивший ее слащавый служащий похоронного бюро вопросительно поднял брови.

— Ллойд Кайзер, — сказала Катерина.

— Конечно.

Служащий направил ее в траурный зал с расставленными ровными рядами стульями. У входа лежала книга соболезнований, куда скорбящие записывали свои имена. Написав «Элоиза Абеляр» [30] Имя, составленное из фамилии Пьера Абеляра, французского философа-схоласта, и его возлюбленной Элоизы, живших в начале XII века и вошедших в историю своим бурным романом. , Катерина прошла мимо переговаривающихся между собой людей, избегая их, ища анонимности. Она заняла место в последнем ряду, однако ее взгляд неудержимо притягивало к закрытому гробу, к которому подходили скорбящие. Они опускались на колени, крестились, затем отходили. Катерина чувствовала себя антропологом, изучающим обычаи неизвестного племени. Но это были ее соплеменники, такие же католики, какой когда-то была она сама. Каким до самого конца оставался Ллойд. Катерина вспомнила его медальон и свое глупое замечание по поводу него.

Панихиду служил высокий молодой священник с серьезным лицом. Слушая знакомые слова молитвы, повторяемые снова и снова, Катерина старалась вспомнить, что это такое — верить в то, что Бог стал человеком и поселился среди людей, в то, что своими страданиями он принес спасение человечеству, и в то, что земная жизнь является лишь преддверием вечности. Однако ей постоянно мешали мысли о последнем сексуальном единении с Ллойдом. Успел ли он исповедаться и получить отпущение грехов, снова обрести покой в этом мире и в том, который ждет после смерти? Ирония и сарказм были неуместны здесь, в этом зале, где родственники и друзья Ллойда молились за упокой его души. Катерина вышла первой, до того как начался всеобщий исход, и вернулась к себе в гостиницу.

Заупокойная месса начиналась на следующий день в десять часов утра. В церкви сохранить анонимность оказалось значительно проще. Катерина отсидела службу до самого конца, глядя на священника у алтаря, того же самого худощавого мужчину, который накануне был в похоронном бюро. Месса. Катерина попыталась вспомнить, когда в последний раз была на мессе. Их с тем сукиным сыном венчал священник; она никак не могла вспомнить почему. Благоухало ладаном; гроб, накрытый белым покрывалом, стоял в центральном проходе. В первом ряду сидели молодые пары, дети Ллойда, и один подросток. Обстановка требовала скрывать свое горе. Катерина с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться, скорбя по себе, по Ллойду, быть может, по всему миру безвозвратно ушедшей невинности, воскрешенному в памяти траурной церемонией.