Алексей Вершинин - Умирая дважды

Его небрежно кинули на стул и принялись привязывать руки и ноги. Приятная музыка лязга металла, подключения клемм и контактов. Грудь и голову приковали к спинке, и Дейл попытался заглянуть ему в лицо, но тщетно. Хирург продолжал пялиться в пол и что-то бормотать. На лбу у него появились капельки пота. Пальцы, без перчаток в крови, сжались.

Копы закончили приготовления и поднялись.

– Генрих Веббер. – начал зачитывать офицер, но тот словно не замечал никого вокруг.

– Генрих Веббер, суд признал вас виновным в совершении убийства в результате врачебной халатности, в хранении наркотических средств и в их употреблении.

В этом коротком предложении – жизни Рут и Марты. Дейл подался вперед. Ну же, посмотри на меня. Я хочу видеть страх.

Райан тронул его за руку. Коп неподалеку насторожился. Веббер перестал шептать себе под нос и сидел словно каменный.

Посмотри на меня.

– Суд приговорил вас к смертной казни через электрический стул. Через ваше тело будет пропущено электричество до тех пор, пока вы не умрете. Приговор будет осуществлен в полдень, через пять минут.

В этом коротком предложении – все, чем жил Дейл последнее время.

– Вам есть, что сказать напоследок? – спросил офицер, и в комнате повисла тишина.

Яркий свет ламп превращал серую одежду Веббера в белоснежный саван, а его самого – в недвижимое подобие мраморной скульптуры. Казалось, что он со стулом стал единым целым. Генри поднял голову. Глаза были закрыты. Волна злости прокатилась по телу Дейла.

– Ничего не говорите Энни, пожалуйста. – чуть слышно сказал хирург.

– Да пребудет с вами Господь. – кивнул офицер.

На голову Генри одели мешок, белоснежно белый. В тишине было слышно, как на пол закапала вода с губки. Глупое подобие шлема с рычагами и шнурами придавали ему нелепый вид. Эдакая кукла. Тряпичный солдатик. Мясное чучело.

Дейл откинулся и громко выдохнул воздух. Дыхание учащалось. Сейчас.

Офицер вскинул руку вверх. Светильники замигали и все погрузилось в кромешную темноту. Дейл повернул голову, или ему показалось, что повернул – настолько черно было вокруг. Сзади кто-то вскрикнул.

–Это норма. – послышался голос офицера. – включены предохранители для подачи большого напряжения.

Две секунды тьмы и снова щелкнул свет. Веббер все такой же белый сидел на стуле. Его грудная клетка работала словно меха.

– Начинай.

Жужжание целого улья пчел заполнило тишину. Тело Веббера тряслось, сдерживаемое лишь ремнями и креплениями. Шея неестественно изогнулась, вены вздулись и грозились лопнуть. Пальцы разжимались и сжимались, каблуки ботинок выстукивали адскую дробь. Дейл ждал. Хотя бы крик. Не твое невнятное покаяние в суде. Крик. Боль. Ты мне должен боль. Колени Генри трусило в разные стороны. В детстве Дейл разворачивал скрученные листья деревьев и вытряхивал оттуда гусениц прямо у входа в муравейник. Муравьев десять сразу бросалось на добычу, с каждым их укусом в тело личинки впрыскивалась ядовитая кислота, и гусеница извивалась, сворачивалась в кольцо и выпрямлялась словно палочка. Танец смерти. Последний аккорд. Пусть же мясник танцует, выбивая дымящимися ногами ритм. Его тело бьется в конвульсиях. В нем ток. Муравьиная кислота. Один лишь крик. Ну же.

Офицер поднял руку и жужжание замолкло. Веббер обмяк и немного сполз. Словно из ниоткуда появился маленький сутулый человек и принялся тыкать в него стратоскопом. Белый райский свет потускнел, саван стал робой, на сером мешке, в том месте, где нос, расплывалось багровое пятно.

Дейл сидел, ничего не понимая. И это все? Он взглянул на брата, потом на офицера, полицейских. Это конец? Веббер даже не крикнул. Ничего не изменилось. Все та же боль, все те же чувства. Дочь и жена не появились. На душе не стало легче. Он все тот же потерявший все человек. Дейл остался наедине с пистолетом, ожидающим его дома в лимбе из полиэтилена. Между ним и вороненой сталью оружия больше ничего не было. Вот какой он, конец. Пустой.

Гетфилд смотрел, как копы развязали Веббера. Руки и ноги безвольно болтались. Пятно на мешке стало больше. Тело накрыли простыней и увезли в ту дверь, откуда привели. Электрический стул больше не был живым и снова стал простой мебелью смерти.

Нет дочери. Нет жены. Нет врага. Дейл осознал все только сейчас. Раньше он жил ради семьи, потом – ради ненависти и желании увидеть смерть. Сейчас ему по-настоящему незачем жить. Мысль, к которой он готовил себя, стала явью. Дейла кинуло в жар, он осознал, что уже изрядно вспотел.