Татьяна Латукова - Ведьма в лесу. Ведьма 1.0

– По-моему, ты сгущаешь краски. А Костя? Мама его тоже баловала?

– Еще как. Все эти железные дороги и модели самолетов, которые она ему покупала по первому слову. Думаешь, у наших друзей было столько подарков и игрушек?

– Как ты думаешь, я на нее похожа?

– Ты о фотках, которые тебе чудак фотограф сделал? Думаю, он тебе польстил.

– Но мы действительно похожи.

– Да, только на тебе дурацкий парик, а глаза и губы специально подведены так, чтобы старые фотки напоминать. Грим для того и придумали, чтобы простаков обманывать. К тому же мама на фотках – настоящая, а ты – кривляка, сразу видно, что аж из себя выпрыгиваешь, чтобы нечто неповторимое изобразить.

– Спасибо, поддержал.

– Умей принимать здоровую критику. Кстати, мама никогда даже голос не повышала, только иногда чуть укоризненным тоном высказывала отцу свое мнение. Он тогда бледнел и терял дар речи, а я в угол кровати забивался, пока она меня не обнимала и не целовала. Она часто нас обнимала, правда?

– Наверное. Я размыто все помню. Помню, было состояние спокойствия, мира. А потом раз – все кончилось, и я уже оказалась совсем в другом измерении. Ты помнишь, как тебя усыновили?

– Нет, но я знаю, что в самом раннем детстве я испытал какой-то ужас. Иногда мне снятся кошмары, и, проснувшись, я понимаю, что видел что-то оттуда, из самого изначального своего времени. Но не могу тебе даже обрисовать, что это. Остается только ощущение глубокого страха и отчаяния.

Я вздохнула и без особого разбега нырнула в опасную глубину:

– А вдруг она была моей настоящей матерью?

Акела одарил меня грустной улыбкой:

– Ты, Ритка, неисправимая фантазерка. И все еще малышка. Ты впитала в себя ее манеры, ее интонации в голосе, ее жесты и прочее, и поэтому ты на нее похожа. Я знаю, ты была очень одинока после ее смерти. Тебе ее не хватает, даже сейчас, а может, именно сейчас. Но заполнить эту пустоту никто не сможет, сестричка. Будь она хоть приемной, хоть биологической матерью – она ушла навсегда.

Зря я боялась, что Саша будет злиться из-за моего сумасшедшего предположения. Может, и следующий вопрос обойдется без отповедей:

– Я все никак не могу понять, почему она столько лет с отцом прожила?

– Ты все еще не наплевала на него, верно? Но это только ты его раздражаешь. А маму он боготворил. На руках носил, цветами задаривал, в любви объяснялся. Словно они не были женаты двадцать лет, а застряли в конфетно-букетном периоде. Думаю, все вокруг ей завидовали. Они красивой парой были, а когда он еще и комплименты ей расточал – люди вокруг как в романтическом фильме оказывались. Я никогда больше таких отношений не видел.

– Странно, что о его великой любви все знают. Особенно после ее смерти. А она любила его?

Акела несколько раз моргнул, потом неожиданно обнял меня и прижал к себе:

– Прости меня, Ритка, прости, сестренка.

Так мы вроде не ссорились?

– Да я и не сержусь, Саша. Правда. Что это на тебя нашло?

Мощные руки только стиснули меня покрепче в объятиях. Я слышала гулкие удары большого сердца лучше, чем приглушенные сбивчивые оправдания брата:

– Я должен был после смерти мамы позаботиться о тебе. Я должен был понять, что ты останешься совсем одна. Мама всегда говорила, что мы должны помогать друг другу, что кроме нас самих мы ни на кого не можем рассчитывать. Я подвел ее. И тебя. Мы ведь могли бы что-то придумать вместе.

– Саша, да успокойся ты, никого ты не подвел. Ты ничего не знал и ничего не мог сделать. Пусти, мне дышать нечем.

Акела лишь немного ослабил хватку, только чтобы я смогла поднять голову. Его синие глаза требовательно искали в моем ответном взгляде что-то успокаивающее, хорошее. Странные все же существа мужчины, склонны к порывам чувств тогда, когда этого меньше всего ждешь. Несколько лет назад я от таких слов была бы неделю на седьмом небе. Но сейчас все было пережито и забыто. К чему теперь эти объяснения…

– Ритка, я, может, спятил, но у тебя все хорошо? Я знаю, тебе много плохого пережить пришлось, но сейчас ведь все наладилось? Ты ведь никогда раньше не говорила о маме, а теперь вдруг решила, что похожа на нее. Если тебе что-то надо, ты мне только скажи. Тебя журналист обижает? Ты несчастна?

– Акела, у меня все хорошо, и журналист – отличный парень. С чего ты вдруг заволновался? Я что-то не то спросила?

– Поклянись, что ты интересуешься мамой, что ты не думаешь о… смерти. О ее смерти.

Я определенно чего-то недопонимала. Почему Саша связывал мой интерес к матери со смертью? Пока я быстро перебирала в голове варианты, он вдруг легко отодвинул меня от себя и резко спросил: