Кирилл Берендеев - Отряд Нандо Бругейры

– Что? – не поверил ушам каталонец.

– Ты не можешь, – встрял Ланда.

– Немедленно. Вон отсюда! Или я пристрелю тебя. Вон сколько у нас патронов, на всех раз по двести хватит. Ну, что стоишь, пошел!

– Как скажешь, товарищ. К Контадору мне заходить потом, на расстрел или как…

– Иди к своим, ублюдок, пусть тебя там шлепнут.

– Как скажешь, – так же механически повторил Тарда и медленно стал сваливать мешки с медикаментами у стены. Им повезло ограбить госпиталь по дороге к площади. Затем отошел на шаг, нерешительно обернувшись. Ему следовало пройти мимо своих товарищей обратно, по узкой тропке, но ни один не хотел уступать дорогу. – Может, вы посторонитесь? Мне ж теперь на Монжуик, наверное. И дайте пустой револьвер, может, меня сразу…

– Нандо, ты с ума сошел? – Исагирре бросился к нему, встряхнул несколько раз. – Немедленно перестань! И ты, Рафа, оба прекратите этот балаган. Вы что творите?

– Последний путь, – холодно ответил каталонец. – Пустите.

– Нет, не смей. Вы оба не смейте.

– Нандо, в самом деле. Подумай, что ты делаешь? Ты всех нас убить хочешь, – баск встал между двумя товарищами, враз ставшими врагами друг другу.

– Только тех, кого я знал. Думал, что знал. Я не могу доверять Рафаэлю больше.

– Это было почти полтора года назад. Полтора года, ты меня слышишь? И что, что-то случилось с той поры? Тебя предали, кто-то навел на отряд снайперов, артиллерию, минометчиков? Сдал нас в руки фаланги? Нандо, сам подумай.

Бругейра поник головой, устало облокотился на точащую водой стену тоннеля.

– Тут такая темень, – произнес он. – Надо было через метро идти. Хотя нет, оно нам не по пути. Я забыл. Голова кружится.

– Нандо! – вскрикнул Пистолеро, тряся его, словно грушу. Капитан не произносил ни слова больше, будто отключившись. Как-то разом он превратился в тряпку в руках баска, безжизненный комок одежды, который Ланда усердно мял в руках, пытаясь привести того в прежнее состояние.

– Нандо, в самом деле, прекрати, – добавил студент. – Дело когда было. И если бы не этот путь, никто бы ничего не сказал. Тебе бы так легче было?

Наверное, он кивнул. Наверное, покачал головой. Наконец, Бругейра знаками попросил не трясти его больше, оставить в покое.

– Если уж стреляться, так мне, – произнес Айгнер. – Я эту кашу заварил. Молчал бы, глядишь, обошлось.

– Что обошлось, Арндт? – почти беззвучно произнес Нандо, вновь обретая дар речи. – Что? Ты просто вскрыл гнойник, который…

– Я не знал, что так получится. Я думал, все уже мертвы. Ведь, от всего отряда осталось четыре человека. Даже теоретически невозможно, чтоб так сошлось. Как в дурном сне, – и другим голосом. – Я дотащу пулемет, а потом скажите Контадору…

– Да хватит вам всем! – вскрикнул Исагирре. – Сами себя губите. Все время так. Убиваете и убиваете. Ведь не сейчас началось, и не в тридцать шестом. Раньше. Когда немцы, итальянцы и Советы влезли, это все только усилилось, а мы и до того хороши были. Убивали, грабили, изгоняли.

– В Германии ровно тоже происходит, – бесцветно произнес Айгнер.

– Да неважно. Мы-то, мы-то почему должны за всеми повторять? Своего ума нет? Кажется, нет, раз стали такими как все. Почему мы вообще постоянно в хвост к другим становимся? Нам что скажут, мы за то и хватаемся. Коммунизм, так по-сталински, фашизм, так итальянский. Или уже немецкий? Кому там каудильо в ножки бросился, Гитлеру, вроде. Как он вообще появился на нашу голову? У нас же планы были, я помню, у нас нормальная страна была, без фаланги, без комиссаров, без Марти и НКВД. Начинали-то своим умом. А сколько народу положили, никого не щадили, ни чужих, ни своих; что мы, что фаланга. Первая республика, в семьдесят третьем, началась и кончилась мятежами, и вот, нынешняя ничему не научилась. Мало что на свои грабли наступили, так еще и помощи попросили. Что, от этой помощи жить лучше стало? Кому? Ну, кому?

Он выдохся, замолчал, оглядываясь на товарищей. Бругейра наконец, опустил лампу, а потом и вовсе поставил ее на камни. Она осветила неярким, теплым свечением расхристанные ботинки и сапоги, у кого это, а, у Айгнера, просящие каши, а потому перевязанные бечевой. К серым заляпанным плащам, побитым каскам он успел привыкнуть, а вот на обувь внимания не обращал, странно, конечно. Почему не стаскивали у мертвых, неужто, нужного номера не находилось? Или не смели даже у чужих. Хотя… какие они чужие, разве, что немцы да итальянцы, остальные, как ни крути, свои. После войны… непонятно, что будет после войны с ними всеми, как они смогут придти к общему знаменателю. Как уживутся в одной стране победители и побежденные – без насилия, если ничего не поменять, не обойтись. Значит, новый террор? Он вздохнул. Промелькнула шальная мысль: а если бы Мадрид свалился тогда, в самом начале, может, появилась бы возможность для слома фаланги, для внутренних распрей между карлистами и сторонниками диктатуры. Может, сейчас Франко уже отстранили, и в Испании худо-бедно, но установилось хоть какое-то подобие прежней жизни.