Кирилл Берендеев - Отряд Нандо Бругейры

– У меня нет с собой его документов, но уж поверь на слово. К нему многие стягиваются, верно, был последним оплотом ваших в Барселоне. А вы… надеюсь, последние, кто до него пытается добраться. Сегодня перед рассветом три отряда поймали, – он помолчал. – Количеством побольше, чем вы, но из всех сдалось только двое. Видимо, вправду последний бой.

– Наверное, нам лучше отвернуться, – предложил Нандо. – Чтоб вашим ребятам сподручнее стрелять было.

Капрал поморщился, сразу все поняв

– Я сам, – вынул наган из кобуры. – Даже лишняя останется.

– Приберегите, капрал, – заметил Рафа. – Она вам еще может ой как понадобится.

– Война кончилась, – жестко ответил тот. – Если вы действительно последние, завтра в Барселоне пройдет парад. Хоть народ вздохнет с облегчением. Да и мне моих надо распускать. Устали.

– Все устали, – согласился Нандо. – Не тяните.

– Как скажете, – и обернувшись к своим, выделил одного: – Рауль, поднимись, сообщи штабу, что отряд некоего Фернандо Бругейры, из пяти человек пойман и ликвидирован. Давай, сынок. А вы, – он посмотрел, как поднимается рядовой, самый молодой из солдат, на его спине камнем висела тяжеленная рация, – вы сдайте документы. Благодарю. И прощайте.

– До встречи, – не выдержав, улыбнулся Рафа.

– Но пасаран, – тихо произнес Чавито.

– Прощайте, – ответствовал Нандо.

Когда выстрелы стихли, капрал прошелся вдоль тел, примечая, все ли ладно он сделал. Добрая работа, убиты с первого выстрела, никто не мучился. Убрав наган в кобуру, он принялся медленно подниматься, вслед за своими подчиненными по лестнице в винокурню.

Только тогда Айгнер отлепился от стены и медленно выбрался из ниши. Пулемет он оставил, снял ленты, ровно путы, вышел на середину подвала. Едва заметный свет сочился с верха лестницы. Он вынул из кармана наган, высыпал патроны, все, кроме одного. Молча попрощался с товарищами, не найдя нужных слов. Вздохнул и осторожно подошел к лестнице, нащупывая разваливавшимся сапогом первую ступеньку. Стал осторожно взбираться.

Наверху он неожиданно вспомнил песню «Ай, Кармела», появившуюся еще в первый год войны. До этого республиканцы перепевали «Интернационал» или «Варшавянку», а потом кто-то написал сперва эту, а потом и другие. Айгнер и сейчас, насвистывая мотив, задумался, почему же песни гражданской войны такие печальные. Без решимости, без пафоса, без нажима. Не сравнить с напевами других стран. Будто авторам заранее известно, чем кончится война. Или они раньше всех поняли, что она принесет в дома каждого?

Он вышел на улицу, продолжая насвистывать. Яркое солнце почти не грело, безоблачное небо превратилось в цинковую крышу. И только море чернело, разрезая мир на две неравные доли, уходя к горизонту флагом погибшей державы.

Короткий хлопок заставил песню замолкнуть. Тело осело в придорожную пыль. Удивительная тишина воцарилась в городе. Будто не стало в нем уже никого.

Кен Белл: «Сержант Маршалл из горных стрелков Калгари в Капеллене, Бельгия»

Характеры и особенности реальных исторических персоналий в этой повести являются плодом воображения автора. В некоторых случаях изменены должности или места пребывания личностей. Главные герои так же полностью вымышлены.

1.

– Господа, прошу, садитесь, – премьер-министр указал на кресла напротив стола. Пока гости рассаживались, поинтересовался напитками. Оба почти синхронно отказались. – Если не возражаете, я закурю. Дело довольно деликатное, но сулящее множество проблем. Так что, вы зря отказались от бренди.

Наступила пауза. Приглашенные руководители МИ-6 и Управления специальных операций молчали. Некоторое время им вторил и хозяин кабинета. Пауза протянулась минуту, перешла к другой. Первым не выдержал Колин Габбинс.

– Господин премьер-министр, – чуть приподнявшись в кресле, произнес глава УСО, совсем недавно занявший эту должность. – Я полагаю, вы хотите предложить нам нечто…

– Даже более важное, чем вы полагаете. Как вы знаете, в мае мы планируем открыть второй фронт в Нормандии. К сожалению, не на Балканах, я понимаю ваше разочарование, господин Габбинс, ваше и вашего бывшего патрона. Но, – он развел руками, пыхнув сигарой, – таковы условия сделки. Будем идти к Берлину длинным путем.

Черчилль чуть приподнялся, немного нависнув над столом. У Габбинса снова возникло непреодолимое желание подняться. При виде убеленного сединами премьера у него частенько возникало устремление стать во фрунт. Вроде ничего особенного, слабый здоровьем, немолодой человек, много пьющий и курящий, но в минуты, подобные этой, разительно меняющийся. Не внешне, внутренне. Он говорил, вернувшись из Тегерана, что подобное ощущение постоянно испытывал в моменты, когда входил Сталин. Одновременно, подшучивая над Рузвельтом, который в силу естественных причин не мог вытянуться перед советским диктатором. Но и сам мог быть таким же властным и решительным и свою властность он буквально вдавливал в головы собравшихся.