Кирилл Берендеев - Отряд Нандо Бругейры

А тогда столица выстояла. Несмотря на регулярные налеты эскадрилий «Кондор», на постоянные обстрелы, на бои на окраинах города, когда против танков бросались подростки, вроде того же Лулу, или только прибывшие интернационалисты, еще не успевшие ни распределиться, ни получить достаточно боеприпасов. Фашисты оказались отброшены, оттеснены, частью бежали, в воздухе снова повеяло светлой будущностью. Казалось, через несколько, пусть не недель, месяцев, но республика сумеет вернуть завоеванные провинции и, наконец, дать окончательный и бесповоротный отпор всем, кто лезет помогать фаланге, снабжая ее всем необходимым и особенно добровольцами, военными специалистами и службистами, следящими за порядком на оккупированных землях. Раздающих расстрельные списки и отправляющих возможных оппортунистов в концлагеря.

Хотя, после террора, развязанного сторонниками Народного фронта группами по всей Испании, трудно было ожидать иного…

– Наверное, – согласился Рафа. – Но то, что осталось от страны, еще долго будет приходить в себя. А жаль. Я этого не хотел: ни автономии, ни вражды, ни террора. Другое дело, когда он сам пришел за мной.

– Кто он? – не понял Лулу.

– Человек со списком, – коротко ответил каталонец.

– Так ты, тоже оказался…, – вместо ответа Рафа кивнул. Исагирре побледнев, коснулся его плеча. – Хорошо, что тебе удалось выбраться невредимым.

– Живым, – поправил его Тарда. – Кто из нас не повредился? Вот именно, все, – он вздохнул. И продолжил, разом переменив тему: – Нандо, до винного погреба осталось чуть, километр всего. А там и северный порт неподалеку. Хорошо бы канатная дорога оказалась цела. Там есть, где укрыться.

Капитан кивнул. Взяв карту, долго рассматривал ее, приблизив лампу чуть не вплотную, будто пытаясь предугадать, какие из параллельных линий, обозначавших тоннели, окажутся заваленными, чтоб не ходить взад-вперед. Тут, вблизи Барселонеты, ходов за долгие годы существования города накопано безмерно, но те, что у самого побережья, в руинах, хотя и залегали на приличной глубине. Должно быть, еще и затоплены.

– Двигаемся влево, – решил командир, устремляясь в новый коридор. Следом за ним отправился тенью Чавито, затем Рафа, после Пистолеро и Лулу, чуть подотставший, чтоб глянуть, как там Айгнер. Арндт еле тащил пулемет, то и дело останавливаясь. А через пару десятков метров снова застрял, помогать ему пришлось уже Лулу.

Когда они вытащили «максим» в новый широкий коридор, разветвлявшийся натрое, уткнулись в остальных бойцов отряда. Нандо и Рафа снова заспорили, как лучше проходить к погребу: обойти его огромные помещения не представлялось возможным, разве что поверху, или в долгий обход, который изначально и предлагал капитан. Проход, ведущий к винокурне напрямик, оказался завален, Нандо боялся, что обрушение и соседних ходов слишком велико, кладка сыпалась от каждого прикосновения. А вот Рафа не боялся рискнуть и предлагал себя в качестве проводника-одиночки. Остальные возражали.

– Что, боитесь, я вас здесь оставлю и сбегу? – усмехнулся недобро он.

– Не дури, Рафаэль, я боюсь, тебя завалит, – тут же возразил Нандо. С какой-то излишней поспешностью, не укрывшейся от каталонца.

– Да уж, повезет.

– Прекрати! – что-то посыпалось и воцарилось молчание. Недолгое. Его неожиданно прервал Рафа.

– Командир, – сказал он вкрадчиво. – Теперь твоя очередь исповедаться товарищам.

– Ты о чем?

– Брось. Я рассказал, Чавито и Лулу тоже. Теперь ты.

– Почему я все еще сражаюсь? Странный вопрос. Я ведь командую отрядом, не могу же я его, вас, бросить и уйти.

– И это все?

Бругейра смутился, поняв, что и сам не может ответить на вопрос. И еще осознал, что до сей поры ни разу не спрашивал себя ни о чем подобном. Он побледнел, отвел лампу и взглянул на Рафу.

– Это все, – коротко ответил капитан. – Больше ничего не будет.

Каталонец долго глядел на командира, но так ничего и не сказал. Медленно пошел вперед. Бругейра облегченно выдохнул, следуя за ним. Не хотелось говорить про самоубийство Серхио, после которого он вдруг почувствовал себя совсем иным человеком. Не тяжесть легла на плечи, но будто камень с них упал. Нандо не понимал себя, почему смерть товарища столь странно на него подействовала. Столько времени вместе, через столько прошли, одну шинель делили, из одного котелка хлебали. И вдруг. Комиссар ушел так, ровно отрезало. Будто они поссорились его смертью. Точно самоубийством Серхио проявил слабость, обнаружил в себе ту червоточину, о которой все время говорил Чавито.