Александр Свистунов - Тьма веков

– Я не знаю, как помочь. Йехуда работал с высокими материями, и знал каббалу лучше многих. А печать, что он оставил на руке ребенка, древнее, чем стены этой ешивы, что построена была еще во времена праведного короля Казимира. Я знаю, что печать древний предок Йехуды… И ваш предок тоже… Привез из Испании. Это древнее имя злого духа. Падшего ангела, упоминаемого в книге Праведного Еноха. Арморос. Мастер заклятий. Ворожбы. Древний дух противления порядку, установленному Творцом. Его имя было выжжено на теле моего старого друга Йехуды. И перед смертью он передал своё бремя тебе, мальчик…

Старик запнулся и начал задыхаться. Его всего трясло от перенапряжения. В свой рассказ он вложил сил намного больше, чем мог себе позволить, и, на мгновение, Арье показалось, что сейчас тот умрет. Но прошло несколько минут, а Соломон Иловичи продолжал бороться с одышкой, тихо постанывая. Наконец, переборов приступ, он на секунду затих, чтобы затем продолжить свой рассказ.

– Йехуда поделился со мной этой тайной. Арморос, по преданию, жил в его роду, и передавался из поколения в поколение, подобно священному дару. Арморос был оружием отмщения. Оружием мощным, кровожадным и беспощадным. Оружием против врагов его обладателя. И, как надеялся каждый из предков Йехуды, оружием против врагов еврейского народа. Честно говоря, я считал, что это – одна из каббалистических легенд, выдуманная если не самим Йехудой, то одним из его учителей. Или учителей его учителей. Не каждый может вместить в себя всю полноту божественного откровения. Потому и его понимание передается, порой, в такой извращенной форме. Не все сфирот происходят от Эйн-Соф – так говорил Йехуда. Он говорил о гвуре – суде и справедливости. И о том, что архангел Габриэль, ведая о бедствиях, что выпадут на долю еврейского народа, заключил Армароса в оковы, которыми стало человеческое тело, дабы в момент отчаяния он служил хозяину. Однако, Армарос помогает не бескорыстно. Он требует жертву, и не одну. Он кровожаден. И его мечта – вырваться на свободу. Йехуда говорил, что если его хозяин будет использовать силу демона из корысти или личных мотивов, то Армарос будет оправдан, а народ, на защиту которого он и был поставлен – осужден. И Армарос соберет свою кровавую жатву среди народа Израилева.

– Конечно же, нам неизвестны пределы замысла Творца, и подогнать каждое событие и каждую легенду в границы Талмуда невозможно, – продолжал Соломон, еще немного передохнув, – Скажи мне, мальчик. Что сделали тебе те ребята, погибшие три года назад?

– Они на протяжении многих месяцев встречали меня по дороге в гимназию. Смеялись, обзывались, отбирали мой обед. Оскорбляли меня, потому что я – еврей, – ответил Арье, медленно подбирая слова, так как в голове его творился сущий бардак. Таинственное проклятье, кровавые сны, кровожадный демон, папа, убивший дедушку. И смерть мамы, возле которой был найден тот же самый знак. Неужели он убил и ту, что даровала ему жизнь? Но почему? Что это было? Демон воспользовался детской вспышкой гнева?

Перед мысленным взором Арье вдруг предстал директор гимназии Турович и его медленно отрывающаяся от тела голова. Значит, и это был не сон…

– Он исключил из гимназии всех евреев, – бесцветным тоном ответил Арье на вопрос о мертвом директоре, – И с начала учебного года делал всё, чтобы все возненавидели меня, а потом избавиться от последнего еврея в его элитной школе.

– Ты говорил с духом? – спросил Соломон.

– Не знаю, – Арье помотал головой, опустив глаза в пол, – Всё было как во сне. Я помню, как меня вызвали к директору. А потом я проснулся в своей кровати и весь вчерашний день для меня – череда тусклых кадров, как в том дешевом кинозале в Дыбниках…

И тут мальчик не выдержал, рухнул в объятия отца и расплакался. В слезах он кричал, что больше никогда не даст демону овладеть собой, и что хочет уехать как можно дальше отсюда, и что ему надо оставить человеческое общество и уединиться на необитаемом острове, подобно Робинзону Крузо. А папа обнимал его и гладил по голове, тихо шепча на ухо слова утешения. Неизвестно, сколько времени продолжалась эта душераздирающая сцена у постели обессиленного тяжелой беседой патриарха. Однако она прекратилась в один миг яркой вспышкой и оглушительным звоном, наполнившим голову Арье.

Некоторое время он ничего не видел и не слышал, чувствуя лишь острую боль в виске. А когда восприятие окружающей действительности вернулось к нему, он узрел дуло револьвера, направленное в его голову и широко раскрытые глаза отца. Инспектор явно ожидал совершенно иного результата, и, не знал, то ли радоваться своему промаху, то ли жать на спусковой крючок повторно. Тяжелая борьба между двумя этими решениями застыла в его глазах. Застыло и всё вокруг. Время остановилось.