Александр Свистунов - Тьма веков

– А вот так, – усмехнулся голос, и отвратительное лицо директора исчезло, уступив место коротко стриженому затылку. Захрустели позвонки, брызнула во все стороны кровь из лопающихся артерий, и Арье почувствовал приятное щекотание в мозгу при виде столь ужасающей экзекуции. Не было сомнений, что чем бы там не руководствовался этот гадкий тип, но доводить Арье до бешенства, подобно тем двум задирам из детства, точно не стоило. Да и невидимый незнакомец был уверен, что директора следует наказать. А уж тот, кто запросто останавливает время и без всяких усилий откручивает человеческие головы, напрасно говорить ничего не станет.

– Отличная идея, – подтвердил Арье и ринулся на пана Туровича, голова которого вернулась в прежнее положение, а кровь растворилась в воздухе. Но, ненадолго. Мгновение спустя юноша с упоением насаживал некрасивую голову на древко польского флага, стоявшего в углу комнаты. Посмотрев еще раз в злые директорские глаза, Арье воткнул в них указательный и средний пальцы, заставив их лопнуть с характерным хлюпаньем.

– Ого. Вечер будет просто восхитительным! – прорычал он, облизывая окровавленные пальцы. Спустившись с потолка одним прыжком, юноша взмахнул руками и его намокшая от крови директора одежда в один миг преобразилась. На идеально наглаженной и вычищенной гимназической форме теперь не было и следа кровопролития. Насвистывая легкомысленный мотив песенки Раковецкого из недавно просмотренной комедии, Арье вышел из кабинета, чинно кивнул секретарше и загадочным голосом сообщил, что пан директор попросил некоторое время его не беспокоить.

– А ещё, дорогая моя, меня тут и вовсе не было, – шепнул юноша, вдруг наклонившись к самому уху пожилой пани, и, пропев ей куплет про сладкие губы, очаровавшие его, проснулся.

– Боже мой, – прошептал он и посмотрел в темное окно. Ощупав себя, он понял, что лежит под одеялом, в своей пижаме. Смутные обрывистые образы прерванного сна всё еще стояли перед глазами, заставляя сердце мальчика усиленно биться. Но вместе с тем его охватило сильное чувство облегчения от того, что виденное им не было чем-то реальным.

Соскочив с кровати, он надел тапочки и тихонько прошмыгнул по темному коридору в уборную. На обратном пути в комнату он наткнулся на внезапно появившегося в прихожей отца, от которого веяло холодом и запахом бензина.

– Папа? – удивился Арье, будучи уверен, что тот спит.

Однако тот ничего не ответил. Лишь крепко сжал юношу за плечо до боли, так что он вскрикнул от неожиданности, и втащил его в столовую.

– Что происходит, папа?! – воскликнул весьма напуганный поведением отца Арье. Вид младшего инспектора Кацизне говорил о многом. О спешности, с которой он куда-то удалился посреди ночи из своей квартиры. О глубоком шоке, который он испытал во время этой отлучки. О гневе и ужасе, который он испытывал прямо сейчас, глядя в испуганные и непонимающие глаза своего сына.

– Покажи свой ожог, – хриплым надорванным голосом приказал отец, отпуская Арье. Глотая слезы, тот скинул с себя верхнюю часть пижамы, оставшись в майке и оголив шрамы, уродовавшие его правую руку чуть ниже плеча. Они служили единственным воспоминанием о дедушке Йехуде, лицо которого Арье и вспомнить даже не мог, но хорошо помнил его сиплый, еле слышный, голос и сильные костлявые пальцы, вцепившиеся в его руку, когда он умирал. И дикую боль от раскаленного клейма, навечно впечатавшего в его детскую кожу загадочный символ, смысл которого дедушка даже не пытался объяснить. Для Арье, получившего шрамы в трехлетнем возрасте, всё связанное с ними казалось далеким и страшным сном. Но, видя взирающего с ужасом на шрам отца, мальчик решил, что страшный сон, вероятно, еще не закончился, и робко повторил вопрос:

– Что происходит, папа?

– Одевайся, Арье, – прохрипел отец и машинально положил руку на рукоять револьвера, висевшего в кобуре на поясе. Напуганный до смерти мальчик помчался в свою комнату, не смея перечить папе, натянул поверх пижамы свитер, ватные штаны, и явился в прихожую, тщательно уверяя себя в том, что отец ни в коем случае не собирается причинить ему какой-то вред. Потому что, сколько Арье себя помнил, никогда папа не давал повода не доверять ему.

«Берлина» в этот раз был без водителя. Филипп Кацизне сам вел автомобиль по узким улочкам еврейского квартала, ловко лавируя между оставленными на улице тележками, повозками и всяким скарбом, не вмещавшимся в тесные квартиры местных жителей. Судя по часам, ночь подходила к концу, но до рассвета было еще далеко. С неба сыпались сухие маленькие снежинки, больше похожие на ледяные крошки, а с Вислы задувал промозглый декабрьский ветер, многократно усиливаясь в лабиринте переулков Казимежа и вызывая настоящую метель, затруднявшую видимость на, и без того тускло освещенных, улицах квартала. Немудрено, что торопившийся неведомо куда младший инспектор не смог избежать аварии и его автомобиль на полном ходу протаранил запертые ворота, ведущие во внутренний двор старинного двухэтажного дома. К счастью, ворота оказались довольно хрупкими, и столкновение вызвало только скромные повреждения передней части автомобиля, но не его пассажиров. Но сам факт аварии привел Арье, привыкшего к идеальной аккуратности и осторожности отца, к мысли, что пора задуматься о некоторой его неадекватности, а, значит, и о вероятной опасности, которая могла от него исходить.