Мария Фомальгаут - Низушка айсберга

Говорю шепотом. Даже не шепотом, это и на шепот не похоже. Здесь нельзя шептать, ночь услышит, ночь, она все слышит.

Так что я даже не шепчу. Просто чуть шевелю губами. Мне кажется, она услышит мой шепот.

Не ночь.

Она.

Юлька.

Осторожно карабкаемся на стену. Думаю, когда кончится эта чертова стена, должна же она когда-нибудь кончиться.

Обязана.

Юлька коротко вздыхает. Холодеет спина, неужели это случилось, неужели…

– Все в порядке, – шепчет Юлька одними губами.

Верю. Что все в порядке. Надо верить, только это мне и остается…

– Ты идиот, что ли?

Девчонка. Волосья торчком, что за мода у них пошла идиотская. Перешагивает на во-от такенных каблучищах, орет:

– Идиот, что ли? А если бы порезал меня, тогда что?

Хочу извиниться, отодвинуть копьецо, правда что, размахался тут, аки рыцарь. Вместо этого огрызаюсь:

– И порезал бы, и чего?

– Ты чего, чокнутый вообще? Не понимаешь?

Ухожу. Молча. Проклинаю себя, что ухожу, даже не спрашиваю, а что такое…

Черт…

Хватаюсь за колючую проволоку, раздираю руку в кровь.

Черт.

Это ничего.

Только бы с Юлькой ничего не случилось.

А с ней не случится.

Я верю.

Здесь мне только и остается, что верить.

– Норму хлеба урезали, слыхал?

Смотрю на Светку, не понимаю, не верю, куда еще урезать-то.

– Кончай шутить уже, петросянша чертова…

– Да серьезно говорю тебе, резанули сегодня.

– Охренеть не встать. А жить как теперь?

Светка подмигивает.

– Ничего, худее будем.

Хочу ответить – куда уж худее, не отвечаю.

Провожаю Светку до её клетушки, уже который вечер провожаю, когда она, наконец, поймет, что неспроста я это делаю…

Светка придвигается ко мне, говорит шепотом:

– Ты чего Юльку-то обидел?

– Это кто вообще?

– Кто, кто, будто сам не знаешь… чуть копьем её не пырнул.

– Ну и пырнул бы, и чего? Подумаешь, принцесса. Чего, особенная, что ли, какая?

Светка смотрит на меня. Нехорошо смотрит.

– Ты вообще идиот или как?

– Да что с ней не так?

– Что, что, будто сам не знаешь…

Должна же кончиться эта чертова стена…

Обязана. Видели же мы, что стена не бесконечная. Днем видели. А ночью она, может, бесконечной становится. Мало ли какую стену выдумают на границе Конфедерации.

Камни шуршат под ногами, предательски осыпаются. Хочу окликнуть Юльку, как она там. Не окликаю. Нельзя не то, что кричать – дышать нельзя, чтобы не услышали на охране.

Поэтому мы и поползли через стену здесь, где стена выше всего.

Там, где пониже, там охраны до фига.

– И чего… часто бывает гемилия эта?

– Гемофилия, идиотище.

– Да какая разница… первый раз слышу вообще.

Светка морщится.

– У девчонок её вообще не бывает, понимаешь ты? Юлька в этом плане у нас вообще уникум. Её тут все берегут… как хрустальную. А ты…

Капитулирующе поднимаю руки.

– Ну, прости, прости…

– Чего прости, это ты у неё прощения просить будешь, понял, да?

– Буду, буду…

Хочу добавить, что еще перед ней на колени встану, не добавляю.

Стена не кончается.

Она и не собирается кончаться. Стена. Уже понимаю, что она никогда не кончится, то есть, совсем, и плевать, что так не бывает, все бывает, здесь по ночам все случается.

Стена ощеривается мне навстречу колючей проволокой.

Осторожно окликаю.

– Юлька…

– Тихо ты, идиотина!

– Сама тихо!

Егоза впивается в ладонь, больно, сильно, до крови. Осторожно высвобождаю руку, карабкаюсь дальше, приказываю себе не чувствовать боли, некогда забинтовать ладонь, все некогда, главное, добраться до вершины стены.

Если есть у неё какая-то вершина.

Думаю, как там Юлька.

Думаю, что лучше не думать.

Снег, снег, снег, снег, снег…

Тянется нескончаемый снег, тянется нескончаемая стена.

Парни недоверчиво смотрят на меня. Думаю про себя, что я один, а их трое, как бы чего не…

Самый высокий бубнит под нос:

– Деньги давай.

Выкладываю талоны на хлеб.

– А чего мало так? – спрашивает второй.

Добавляю талоны на сахар.

– Нда-а, щедрый ты… – недовольно фыркает третий, нехотя вынимает из сумки что-то круглое, завернутое в бумагу, догадываюсь – диск.

Киваю.

– Спасибо.

– Не за что, – говорит самый высокий, догадываюсь, главный.

– Не во что, – добавляет другой.

Думаю, добавляю еще два талона на спирт.

– Вот это по-нашему, – бубнит высокий.

Расходимся. Уже не сомневаюсь, что со мной следят, что меня заберут сию минуту. Осторожно пробираюсь домой, осторожно спрашиваю себя, какого черта я во все это впутался.