Румит Кин - Марат

– Ты не понимаешь, – ответил Марат.

Белый на секунду замолчал.

– В любом случае, теперь уже поздно, – сказал он, – потому что мы тебя нашли. Если ты откажешься от помощи, это твое дело, а не наше. Твой отец не обязан встречаться с тобой лично.

– Мой отец очень богат? – Марат пытался представить, насколько богат человек, шестерка которого ездит на машине с кондиционером. В сто раз богаче доктора Анри. Хорошая одежда, еда, которая никогда не кончается. Большой двухэтажный дом, в котором не нужно сдавать комнаты, в котором все стекла на своем месте. Нет, это слишком мало.

– У него шестнадцать миллионов долларов, – сказал Ульрих. – Он очень богат.

– Это его автомобиль или твой?

Белый вскинул брови.

– Мой. Если ты хочешь посчитать его состояние в джипах, то ему хватит денег на три сотни таких, как этот. Может быть, больше.

– Ладно, – решил Марат. – Я хочу такую машину, новый двухэтажный дом, и, – он пошевелил пальцами босых ног, – дорогие ботинки.

Ульрих Юль Амане рассмеялся.

– Этот мальчик – своего рода дикарь, сэр, – заметил Фахид.

Марат смотрел на расплывшееся самодовольное лицо белого и чувствовал, как ненависть крадется в его душе вдоль границы здравого смысла. Я убью его за эти насмешки. Убью. Но не сейчас. Я заставлю его плакать. Эта улыбка была хуже улыбки Клавинго. Мальчишки смеялись над Маратом потому, что ненавидели его. Белый просто смеялся. Он думал, что Марат смешной сам по себе.

На их улице жила черная пьяница Титими. Когда Марат был совсем маленький, она дружила с Намон, и к ней относились почти так же почтительно, как и к старой ведьме. Но однажды старухи поссорились, и Намон наслала на Титими безумие. Та ходила по улицам, падала в лужи, кричала, что она старая обезьяна. Она показывала прохожим свою сморщенную грудь и говорила, что раньше у нее было сосцов как у собаки, а потом они куда-то делись. Так продолжалось месяц, а потом она пропала. Весь этот месяц над ней смеялись. Смеялись не стесняясь, смеялись без злобы, прямо ей в лицо. Она тоже смеялась, пуская слюни на свою обвисшую плоть. Иногда ей помогали. Она брала у людей из рук фрукты и ела их, словно какая-то зверушка. Марат хорошо помнил, что чаще других ей помогали те, кто больше всего смеялся. Она стала маленьким бродячим цирком. Достопримечательностью их квартала.

Сейчас он смотрел в смеющееся лицо Ульриха и понимал, что он для него тоже что-то вроде диковинного уродца. Клавинго всегда знал, что Марат может ударить. Белый этого не знал. Он думал, что недосягаем, что Марат просто не посмеет на него напасть.

– Я рад, что ты готов принять идею нашего сотрудничества, – сказал Ульрих, – но боюсь, оно будет выглядеть немного иначе, чем ты сейчас себе представляешь.

Слишком витиеватая речь.

– Как? – спросил Марат.

– Мы дадим тебе образование.

– У меня есть образование.

– Какое?

– Я умею читать, писать и считать.

Ульрих издал неопределенный звук.

– Протестантская школа для бедных, сэр, – сказал Фахид. – Роберт уверял, что мальчик смышленый, но учится лениво.

– Хорошо, – крякнул белый. Он потянулся вверх, дернул за какой-то штырек, и вниз вывалилась небольшая панель с карманами. – А какие там еще были предметы?

– Священное писание, – ответил Марат.

– Мировая история? Другие языки? – Ульрих достал из кармана на потолке пачку бумаг и развернул ее у себя на коленях. – Ты читаешь и пишешь по-французски?

Марат не ответил. Ульрих снял с верха папки тройку сброшюрованных вместе листов гербовой бумаги и протянул ее Марату.

– Что это?

– Договор, который я могу предложить тебе от имени твоего отца.

Марат взял бумагу. Он испытал смутную растерянность от вида рядов этих черных печатных букв. Как книга.

– И что с этим делать?

– Прочитай. Если будешь согласен, подпиши. Если нет, уходи.

– Кроме этой бумаги, мой отец мне ничего не даст?

– Ничего. Но ты можешь получить все, что здесь написано.

Марат секунду смотрел в глаза Ульриха. Тот больше не лыбился. Подросток перевернул бумагу в руках.

– Ты не против, если мы прокатимся по городу, пока ты читаешь?

– Куда? – спросил Марат.

– Я хочу показать тебе колледж, где ты можешь учиться. Увидеть лучше, чем читать, ведь так?

– Но мне не нужно больше учиться. Я все знаю.

Белый рассмеялся.

– Никто не знает всего. Даже я.

Марат подумал, что никогда еще не катался на машине.

– Ладно, – согласился он, – поехали.

Джип мягко тронулся. Марат наблюдал, как толпа за окнами заскользила и исчезла из виду. Они ехали по самой богатой части Ямусукро. Здесь были многоэтажные дома. В просветах между ними то и дело мелькал собор. Солнечный свет стальным бликом лежал на его куполе. Белый не прав. Нотр-Дам-де-ла-Пэ знает все. Беда в том, что он ничего не хочет.