Амбас Садор - Шепард. Начало

Что было потом я помню совсем смутно. Шок, а далее – истерика.

Моя няня миссис Кэндрик увела меня из кабинета, в её глазах читался испуг, руки дрожали, как и её голос.

– Посиди здесь, милая, я сейчас вернусь, – торопливо произнесла она, заперев меня одну в детской комнате.

Кроме нас троих в доме никого не было. Отец намеренно велел охране покинуть дом, горничная была вознаграждена отгулом, а его лучший друг и по совместительству консилье́ри 3 3 Консильери – руководящая должность в иерархии мафии (советник/правая рука), приближенное лицо к боссу. (Прим. Автора) был отправлен по какому-то важному делу в Лондон.

Теперь нас стало двое. Я и Мелисса. Я слышала её взволнованный голос, она с кем-то говорила по телефону, ходя из одного конца коридора в другой. Когда в очередной раз она прошла мимо моей комнаты, то она чётко произнесла фразу:

– Данте, он мёртв, – а позже заплакала.

С этого момента картинка в моей голове остаётся смазанной. Наверное, после этих слов и наступившей тишины, я осознала, что отца больше нет и отошла от шока. Слёзы полились градом. Я буквально задыхалась, не в силах больше стоять на ногах. Скатившись по стенке, обняла свои колени, продолжая ронять слезы на подол своего голубого ситцевого платья.

– Папа, папа…

Дальше были попытки выбраться из комнаты: я колотила руками и ногами по двери, которая не поддавалась, а няня напрочь меня игнорировала, а позже вовсе ушла. Только слегка успокоившись, я заставила себя подняться с пола и подойти к окну.

Перед главным входом был припаркован автомобиль. Этот изящный форд я узнаю из тысячи – машина Иномарато-старшего. Хлопнула входная дверь и в коридоре раздался знакомый голос с итальянским акцентом:

– Мы займёмся этим сами. Никакой полиции.

– А как же Моника? – её голос вся так же дрожал, а всхлипывания мешали нормально сказать эту фразу.

– Она поедет со мной.

Дальше – чёрное пятно. Я не помню, как Данте забирал меня из дома, я не в силах даже вспомнить первые два дня в доме Иномарато. Есть не хотелось совсем. Данте и его жена Габриэлла не могли ничего сделать, разве что, вызвать врача, который разводил руками и говорил о том, что со здоровьем у меня всё в порядке, а вот с психикой были проблемы.

На третий день, когда к вечеру ожидался приезд психолога, ко мне в комнату ворвался темноволосый мальчик, внешне походивший на Данте. Открыв дверь, он был немного удивлен, увидев меня, валяющуюся на кровати в обнимку с подушкой.

– Эй, – сказал он, медленно подходя ко мне. – Ты чего тут делаешь одна?

Я промолчала, не зная, что ответить на такой вопрос. Лишь присела на кровати, вытирая рукавом слезу.

– Я Михаэль, – улыбаясь выговорил мальчик, протягивая мне руку.

О том, что у Иномарато есть сын, я знала только по рассказам. Всё это время он жил у своей бабушки в Италии, а под конец лета его привезли обратно в Англию.

– А ты, наверное, и есть та самая Моника? – он снова улыбнулся, сделав пару шагов вперед, совсем плотно подойдя к кровати.

Я молча кивнула головой. Он показался мне забавным. Взъерошенные чёрные волосы и темные, как бусинки глаза, делали его похожим на ёжика. Подумав об этом, я слегка улыбнулась.

Он стал моим первым лучшим другом. Моим единственным другом, на которого я могла положиться.

В тот вечер я впервые вышла из своей комнаты, впервые заговорила и поужинала. Этот сорванец вернул меня к жизни. Ему никогда не сиделось на месте: Михаэль постоянно что-то выдумывал, строил или просто-напросто шкодил соседям, вовлекая во всё это и меня.

Так незаметно для меня прошёл год в доме Иномарато. А после ещё шесть.

Седьмой был последним. После чего на меня была объявлена охота.

– Ты так слепа в погоне за местью, что сама нарушила десяток правил, – тяжелую тишину разрушил голос итальянца, вытаскивая меня из омута воспоминаний.

– Наши взгляды здесь расходятся, – невозмутимо взглянув на него, пожимаю своими плечами.

– Где прописан пункт, который гласит о связи с полицейским? – его тон стал в разы агрессивнее, а ладони уже сжались в кулаки. – Основное правило и закон семьи – не поддерживать абсолютно никаких отношений с полицией, но почему-то это ты оставляешь в стороне.

– Так же, как и ты оставил когда-то в стороне меня, – едко кольнув мужчину, довольно улыбаясь, скрывая под этой улыбкой безграничную печаль.

Ему нечего сказать. Он собирается возразить, но пресекает эту попытку, лишь опустив голову вниз, начинает дергать своими скулами.