Мартин Уиллоу - Я знаю, что будет завтра

«Как жаль, что я не успела тебе сказать, как много ты стал для меня значить…» — мысленно обратилась к Салливану девушка. Она долго держала копию снимка перед глазами, словно таким образом могла проникнуть в тайну исчезновения. Но загадка по-прежнему оставалась нераскрытой.

А позже девушке приснился необычный сон, будто она превратилась в ангела. Оливия порхала в лучах слепящего света, пока не увидела внизу разверзающуюся бездну. В темноте она увидела Салли. Она спустилась к нему, чтобы помочь выбраться, и обнаружила, что у него есть такие же белые крылья. Они вдвоём взмыли вверх, к свету, пока не растворились в бесконечной белизне.

— Оливия, ты больше не предашь меня? — тихо произнёс Салливан.

— Никогда, — ответила девушка.

— Никогда-никогда?

— Никогда-никогда-никогда…

Ближе к вечеру, после неудачного посещения Джимми Ханта, Рональд вновь вернулся мыслями к тому, что ему необходимо сделать нечто важное. Это нечто крутилось в его голове, как назойливая муха, жужжащая над самым ухом, но которая при первой же попытке поймать её тут же улетает в сторону. Нечто дразнило его, нечто терзало его непрерывным присутствием, и Рональду пришлось подыскать хоть какое-то занятие, чтобы избавиться от наваждения. Он отправился в гараж и принялся возиться с машиной, но оно преследовало его и там.

(Ты должен. Ты должен. Ты должен).

(Что, чёрт побери, я должен?)

Рональд включил приёмник громче в надежде избавиться от смутного, но от этого не менее настойчивого внутреннего голоса, который не смолк даже после того, как в ушах громко зазвенела очередная весёлая песня из еженедельного хит-парада. Казалось, будто кто-то поставил на повтор небольшой звуковой фрагмент, и теперь он неотвязно преследовал сознание Рональда.

(Ты должен. Ты должен. Ты должен…)

Неужели этому не будет конца?

(Ты должен положить этому конец).

Время уходит. Такое знание пришло неожиданно, ниоткуда. Рональд постарался понять, что же это может значить, но у него не было ни одной стоящей идеи относительно того, что от него требуется.

«Я просто переволновался, узнав о том, что произошло с Джимми, — подумал он. — Не каждый день мои приятели попадают в серьёзную аварию. Тем более, со мной тоже могло произойти нечто подобное…»

(С тобой почти произошло нечто подобное).

Тем не менее, внутренние толчки — именно так решил охарактеризовать их сам Рональд — не прекращались. Более того, их интенсивность увеличивалась, словно где-то рядом вот-вот грозил извергнуться огромный вулкан.

Время уходит. Неприятное чувство усиливалось. Владелец чёрного «Шеви» уронил голову в ладони и застонал.

Поначалу крысы отнеслись к новому соседу с недовольством. Это была их территория, это был их тёмный мир, куда не проникал солнечный свет, и бесцеремонное вторжение извне им не понравилось. Они так отвыкли от людей, что пленник вызвал у них противоречивые чувства, если вообще можно говорить о чувствах у подобных тварей: страх и любопытство, осторожность и стремление выяснить, что влечёт за собой это появление.

В первые дни чужак проявил себя агрессивно, но потом силы начали покидать его. И чутьё подсказало крысам, что им следует немного подождать. С каждым днём новый сосед всё меньше и меньше реагировал на их возню, а они приближались к нему всё ближе и ближе. Теперь они могли подобраться почти вплотную, чтобы уловить тонкий, лишь им знакомый запах потенциальной пищи.

Время от времени приходил тот, другой, освещая мрак ярким светом, но потом он уходил, и подвал снова погружался в привычную темноту. А вскоре несущий свет и вовсе перестал появляться. С каждым днём пленник слабел, пока грызуны не позволили себе наглость забраться на него. Человек оказал сопротивление, но настолько слабое, что это можно было бы считать полной капитуляцией. Достаточно будет двух-трёх дней, и он неизбежно умрёт. А это значило, что у крыс скоро начнётся настоящий пир.

Они следили за ним. Они предвкушали близость его кончины. Воздух буквально пропитался запахом близкой смерти неудачника.

Страшная весть сломила Джимми. Ему было нелегко принять ужасающий диагноз, обрушившийся на него, подобно острому ножу гильотины. Один взмах — и он навсегда остался калекой. Разве это справедливо? Разве он заслуживал того, чтобы до конца дней передвигаться в инвалидном кресле, не чувствуя ни одного дюйма некогда здоровых ног? Плохой парень лежал в палате и втайне ото всех проливал слёзы, оплакивая прежнего Джимми Ханта, который исчез после аварии.