Николай Rostov - Симеон Сенатский и его История Александрова царствования, или Я не из его числа. Роман второй в четырёх книгах. Все книги в одном томе

От комментариев пока воздержусь.

– Жаннет, – заговорил он сочувственно, – поверьте мне, все забудется.

– Что забудется, граф? – резко спросила она его.

– Все! – твердо ответил он ей. – Но умоляю вас, помогите мне. Скажите хотя бы, кто был вместе с вами? Знаю, что Бутурлин. Но кто еще?

– Кто еще? – переспросила она его. – Что ж, извольте, скажу. С нами был Марков.

– Какой Марков?

– Тот самый, Мефодий Кириллович! Тот самый, – засмеялась она вдруг. Но смех у нее был, как говорится, сквозь слезы. – А грехов у меня, – оборвала смех, – много. Но в монастыре я их не отмолила – добавила. И кончим об этом! Расскажите лучше, что государь решил с «Историей Александрова царствования»? Помню, превесело я ее в монастыре читала. Правда, не на французском, а на русском языке она была написана, но так же превесело.

– Читали?

– Да, читала! И что в этом удивительного? Ведь эту «Историю» написал старец Симеон.

– Вы не путаете, Жаннет?

– Ничего я не путаю. Он сам мне ее давал читать! Мы с Марковым и Василием ухахатывались. Так было смешно читать про прошлое, которого никогда не было, и про будущее, которое никогда не наступит. Правда, Порфирий Петрович никогда не смеялся при чтении этой «Истории», а мрачнел.

– Мрачнел? С чего бы это? И что, он тоже был с вами в монастыре?

– Был. Он каждое лето туда приезжает. А почему мрачнел, не знаю. Он отшучивался фразой из «Моцарта» Пушкина. Не помню точно, но что-то про фигляра. – Жаннет наморщила свой прелестный лобик, пытаясь вспомнить, что говорил про фигляра Сальери Моцарту, но так и не вспомнила и махнула рукой. – Бог с ними со всеми, – засмеялась она, – И с Пушкиным, и с Моцартом, и с этим чертовым… Сальери, и с Павлом Петровичем этим.

Мефодий Кириллович лишь улыбнулся на «Моцарта» Пушкина. С этим стихотворцем он не был знаком и потому в него не верил – и «Моцарта» его, разумеется, не читал. «Моцарт» еще не был написан. А что мрачнел Порфирий Петрович Тушин, наш Великий Пророк, при чтении этой «Истории», он отметил. Надо его при случае расспросить, подумал граф.

– Простите, дорогая Жаннет, – поднялся он с кресла, – но мне пора. Ваш гений чистой красоты доставил мне чудные мгновения. Жаль только, что мимолетным виденьем явились вы мне. Жаль, – склонил он голову над ее ручкой, – что вы не Аннушка Керн. Та еще была блудница! – И вышел вон, смутив своими последними словами Жаннет.

– Какая Аннушка? – бросилась было она вслед за ним, но столкнулась в дверях со своим мужем, Бутурлиным.

– Не выдумывай, – остановил он ее, – никаких Аннушек я не знаю. – Принял он на свой счет ее слова.

– Что так рано? – спросила она его.

– Приказано срочно отбыть на Соловки всем полком!

– Кем приказано? Павлом Петровичем?

– Государем приказано!

– Зачем?

– Там узнаем зачем, вскрыв по прибытии пакет.

– А пакет где?

– Пакет при мне!

– А нельзя ли его сейчас вскрыть?

– Жаннет, а не много ли ты вопросов мне за эти две минуты задала? И позволь спросить тебя, зачем приходил сегодня к тебе граф Большов, а вчера князь Павел Петрович? И почему ты их приняла? Ведь я просил тебя, Жаннет, не принимать их!

– Квиты, – улыбнулась Жаннет и поцеловала своего Ваську Бутурлина в губы. – Ты меня не послушался – не вскрыл пакет, а я тебя не послушалась – и приняла этих старичков. Квиты. И поэтому я тоже еду с тобой!

Конногвардейский полк на Соловки отправить – анекдот не из времен царствования Павла I, а его сына – Николая Павловича.

Государя спросили:

– Зачем был послан полк? И почему именно этот, а не Преображенский, например?

– С комарами воевать, – ответил государь, – в конном строю сподручнее!

Приказ государя императора – Конногвардейскому полку срочно отбыть в Кемь, чтобы потом морем добраться до Соловков, неприятно поразил Павла Петровича.

И о приказе этом он узнал случайно, что тоже было нехорошо – и, что уж совсем скверно, от графа Большова.

Граф специально от Бутурлиных поехал к нему в его ведомство, чтобы доставить князю «удовольствие» – сообщить ему эту превеселую новость. Поквитаться, так сказать, за свой «указ».

Поквитался!

Князь в первый момент даже не поверил ему.

– Изволите шутить, граф? – язвительно спросил он его. – Кто вам об этом вздорном приказе насплетничал? Не Жаннет? Она мастерица выставлять на посмешище.

– Нет, – возразил степенно Мефодий Кириллович, – из первых рук! Генерал Бутурлин сообщил мне об этом приказе. – И посмотрел на Павла Петровича, какой эффект произвели на него последние его слова? С Бутурлиным граф был в ссоре с тех еще времен, выдропужских. И поверил ли ему князь, что Бутурлин поведал ему об этом секретном приказе? Похоже, поверил – или не придал значения, от кого он об этом приказе узнал. И граф продолжил добивать князя: – И генерал не находит его вздорным, – возвысил он голос осуждающе, – как вы, Павел Петрович, его находите. А на посмешище выставлять… я не только мастериц, а и мастеров знаю. И разрешите, любезный князь, откланяться. Вы столько времени меня, как последнего писарька, в своем предбаннике продержали, что!.. – И граф понес князя, что называется, по матушке. Мастером был он отменным этого дела. Малым матерным загибом Петра Великого выбранил князя и его секретаря: – Мать твою ети раз по девяти, бабку в темя, деда в плешь, а тебе, сукину сыну, сунуть жеребячий в спину и потихоньку вынимать, чтоб ты мог понимать, как е… твою мать, сволочь.