Ильгар Сафат - Моя необработанная форма

– О, а вот и наша знаменитость! – ко мне приблизился невысокий человек в смокинге. Выскочил, как черт из табакерки!

Несмотря на отсутствие волос на большой шишкастой голове, плечи незнакомца были осыпаны перхотью. В руках он держал бокал с вином, по раскрасневшемуся лицу и маслянистым глазкам было понятно, что это не первый его бокал за сегодняшний вечер. Мелкие глазки незнакомца слезились и смотрели на меня с какой-то странной, насмешливой въедливостью. Эти две ржавые булавки буквально сверлили меня, и, чтобы не выглядеть глупо, я скрывал смущение за противнейшей, неопределенного толка ухмылкой. Наконец, как мне это свойственно, я смалодушничал и решился заговорить с незнакомцем. Это было роковой ошибкой.

– Мы разве знакомы? – спросил я человека в смокинге.

– Боюсь, что нет! – с радостной готовностью подхватил незнакомец. – Я, конечно, читал ваши книги, но ведь это нельзя назвать знакомством, правда? Годжаев! – представился он. – Психиатр!

Мне тоже захотелось представиться, и я даже набрал в грудь воздуху, чтобы назваться, но имени своего вспомнить не смог и шумно выдохнул. От моего выдоха бабочка под острым воротником Годжаева взмахнула крыльями. Вышло глупо. На моем лице, по-видимому, в эту минуту читалось замешательство, поскольку человек, представившийся Годжаевым, поспешил прийти мне на помощь, сам схватил мою ладонь и заговорил так быстро, что я не всегда успевал уловить смысл его слов. При этом он энергично вскидывал и тряс мою руку, отчего из наших бокалов во все стороны летели красные капли.

– Понимаю, понимаю! Вы здесь, что называется, инкогнито! Но укрыться от почитателей вам вряд ли удастся! Ведь все эти люди здесь исключительно ради вас! Ради вас, дружище! Ради вас! Как вам нравятся все эти обитатели бреда? Мы все тут – обитатели бреда! Впрочем, нет необходимости утруждать себя объяснениями! По своей профессии я вынужден угадывать многое, так что слова, можете быть уверены, излишни! Ваши книги красноречивы настолько, что вам уже нет необходимости тратить время на пустую болтовню с незнакомцами! Пусть это даже и такие преданные ваши почитатели, как я. Не правда ли?

Наконец Годжаев замолчал и выпустил мою руку. Это было очень кстати, потому что, продлись та тряска еще немного, я размозжил бы его шишкастую башку винной бутылкой или чем-нибудь другим, что подвернулось бы мне под руку. В наших бокалах не оставалось вина (все было на моем костюме), и психиатр, чтобы разрядить натужную паузу, смахнул с барной стойки два новых, оставил один у себя, а второй буквально всучил мне. Я подчинился.

– За знакомство!

Мы выпили. В эту секунду мне стало казаться, что я, похоже, и в самом деле уже встречал этого типа раньше. Из темноты моего разума короткими вспышками стали пробиваться образы, требующие скорейшего объяснения.

Первая наша встреча произошла в его кабинете. За окном лил дождь, стучал в стекло мелкой дробью. Деревья за окном мокли и были похожи на утопленников. Небо было темным. По крайней мере, это мое первое воспоминание о встрече с Годжаевым. Ну а что там спрятано в глубинах, на дне прошлого, так сказать, я не знаю. Там, на дне, все затянуто мраком. Возможно, и была какая-то предыстория, но память о ней не сохранилась. Помню только это. Темное небо. Деревья. Непрекращающийся дождь.

Мы сидели в тесной, ярко освещенной комнате, Годжаев смотрел на меня из-под кругленьких очочков, а я таращился в пол и думал о чем-то отвлеченном. Если быть точным, я воображал, глядя на черную трещину в паркете, что это не трещина у меня под ногами, а расщелина гигантского плато, я нахожусь внутри затерявшегося каньона, где нет ни одной живой души, а лишь духи и демоны первобытного шаманского капища. Время еще не возникло. Надо мной повисало тесное небо, не казавшееся глубоким из-за обилия звезд. Повсюду в безобразных позах валялись изуродованные трупы женщин, это были древние воительницы маатари, тела которых отличались крепостью и мускулатурой. Они были бы похожи на мужчин, если бы не пышные груди, упругие ягодицы и лохматые прорези между ног. Я склонился над одной из женщин, чья голова была проломлена камнем, я был уверен, что это моя мать, жрица нашего рода маатари, уничтоженного внезапным нападением соседей-каннибалов. Плакать я не мог, хотя сердце мое разрывалось от боли. Мать мертва. Мать не дышит. Мать смотрит на меня холодным взглядом и не узнает. В кровавой луже, вытекавшей из-под головы матери, я увидел лицо и от неожиданности вздрогнул: я узнал себя, но это было лицо женщины. Я – жен-щина.