Ю Несбё - Охотники за головами

– Я должен уйти, – сказал тогда я. – Так продолжаться не может.

– Что? – едва слышно прошептала Лотте, по-прежнему в позе эмбриона.

– Мне ужасно жаль, – сказал я. – Но я должен идти домой и просить прощения у Дианы.

– Ты его все равно не получишь, – прошептала Лотте.

Я не слышал ни звука из спальни, покуда смывал в ванной ее запах с ладоней и губ, а потом я ушел, и все равно этот запах преследовал меня.

И вот три месяца спустя я вновь стоял в ее передней и понимал, что теперь не Лотте на меня, а я на нее смотрю собачьими глазами.

– Ты можешь меня простить? – спросил я.

– А она что, не смогла? – спросила Лотте без всякой интонации.

Или, может, это была датская интонация.

– Я не рассказывал ей про то, что случилось.

– А почему?

– Сам не знаю, – сказал я. – Есть большая вероятность, что у меня порок сердца.

Она посмотрела на меня долгим взглядом. И я уловил тень улыбки в этих ее карих, очень печальных глазах.

– Зачем ты пришел?

– Потому что не могу забыть тебя.

– Зачем ты пришел? – повторила она с твердостью, которой я раньше не слышал.

– Просто подумал, что мы могли бы… – начал я, но она перебила:

– Зачем, Роджер?

Я вздохнул:

– Я больше не виноват перед ней. У нее есть любовник.

Последовало долгое молчание.

Лотте чуть оттопырила нижнюю губу:

– Она разбила твое сердце?

Я кивнул.

– А теперь ты хочешь, чтобы я тебе его обратно склеила?

Прежде я не слышал от этой молчаливой женщины таких легких и непринужденных формулировок.

– Это тебе не под силу, Лотте.

– Нет, конечно. А кто ее любовник?

– Да один тип, который искал через нас работу и который теперь ее, скажем так, не получит. Может, поболтаем о чем-нибудь другом?

– Просто поболтаем?

– Тебе решать.

– Да, решаю я. Мы просто поболтаем. Болтать будешь ты.

– Само собой. Я принес вина.

Лотте едва заметно покачала головой. И отвернулась. Я пошел за ней.

Я болтал, пока не кончилось вино в бутылке, и уснул на диване. А проснулся в ее объятиях, она ласково гладила меня по волосам.

– Знаешь, на что я первым делом обратила внимание, когда тебя увидела? – спросила она, заметив, что я проснулся.

– На волосы, – сказал я.

– Я что, раньше говорила?

– Нет, – сказал я и взглянул на часы.

Полдесятого. Пора возвращаться домой. Н-да, к развалинам дома. Меня охватил ужас.

– Можно, я опять приду? – спросил я.

И заметил, что она колеблется.

– Ты нужна мне, – сказал я.

Я знал, что это не слишком весомый аргумент, что он позаимствован у женщины, которая предпочла «Куинс парк рейнджерс», потому что этот клуб заставил ее почувствовать себя востребованной. Но это был мой единственный аргумент.

– Не знаю, – сказала она. – Давай я немножко подумаю.

Когда я вернулся, Диана сидела в гостиной и читала большую книгу. Ван Моррисон пел «Someone like you makes it all worth while» [15], и она не услышала меня, пока я не встал перед ней и не прочел вслух названия на обложке:

– «У нас будет ребенок»?

Она вздрогнула, потом, просияв, смущенно сунула книгу в шкаф за спиной.

– Ты сегодня поздно, любимый. Занимался чем-нибудь приятным или все работал?

– И то и другое, – сказал я и подошел к окну.

Гараж купался в лунном свете, но пройдет еще много часов, прежде чем Уве заберет полотно.

– Я тут сделал пару звонков и немножко подумал насчет назначения кандидата в «Патфайндер».

Она восторженно всплеснула руками:

– Потрясающе! Это будет тот самый, которого я подсказала, этот… как же его?

– Греве.

– Клас Греве! Вот склероз! Надеюсь, когда он узнает, он купит у меня какую-нибудь картину подороже – я ведь заслужила?

Она возбужденно улыбнулась, расправила поджатые под себя стройные ноги и вытянула вперед, потянулась и зевнула. И словно когти охватили мое сердце и сжали, как пузырь с водой, и мне пришлось поспешно опять отвернуться к окну, чтобы она не прочитала боль на моем лице. Женщина, которой я верил, не просто предала меня, не просто привычно носила маску – она профессионально играла роль. Я сглотнул, ожидая, пока снова смогу овладеть собственным голосом.

– Греве – неподходящая кандидатура, – сказал я, разглядывая ее лицо в оконном стекле. – Я предложу им другого.

Нет. Все-таки не вполне профессионально. Потому что это ей оказалось трудно проглотить, я видел, как у нее отвисла челюсть.

– Ты шутишь, любимый. Он такой замечательный. Ты сам говорил…

– Я ошибся.

– Ошибся? – Я с удовлетворением уловил пронзительные нотки в ее голосе. – Господи, в каком смысле?