Пола Хокинс - Девушка в поезде

— Она чем-то походила на тебя, — вдруг произносит он. Потом откидывается на спинку дивана и поудобнее устраивает дочку на коленях. — Была похожа на тебя и в то же время другая. В ней была… какая-то неприкаянность. А перед этим я не могу устоять, — улыбаясь, говорит он. — Я как рыцарь в сверкающих доспехах.

— Никакой ты не рыцарь, — тихо возражаю я.

— Брось, Рейч, не надо. Неужели ты не помнишь? Ты так переживала после смерти отца, так хотела иметь рядом близкого человека, к которому могла бы приходить и который бы тебя любил. Я дал тебе все это. Со мной ты чувствовала себя защищенной. А потом решила спустить все это в унитаз, но моей вины в этом нет.

— Я тоже много чего могу поставить тебе в вину, Том.

— Нет-нет, — он протестующе грозит пальцем, — давай не будем переписывать историю. Я был тебе хорошим мужем. Иногда… что ж, иногда ты меня доставала. Но мужем я был хорошим. И заботился о тебе.

Я только сейчас поняла, что он врет себе точно так же, как и мне. Он искренне верит в то, что обращался со мной хорошо.

Эви вдруг громко заплакала, и Анна резко встала.

— Мне надо ее переодеть, — говорит она.

— Не сейчас.

— Она же мокрая, Том. Ее надо переодеть. Не будь жестоким.

Он внимательно смотрит на Анну, но все-таки передает ей ребенка. Я стараюсь поймать ее взгляд, но она нарочно отводит глаза. Когда она поворачивается, чтобы пойти наверх, во мне загорается надежда, которая тут же гаснет, потому что Том сразу поднимается и удерживает ее за руку.

— Сделай это здесь, — говорит он. — Ты можешь переодеть ее здесь.

Анна проходит на кухню и меняет ребенку подгузник на столе. От запаха кала меня начинает сильно тошнить.

— Так ты скажешь нам почему? — спрашиваю я его.

Анна замирает на месте и смотрит на нас. На кухне становится тихо, слышен только лепет ребенка.

Том качает головой, будто сам не может поверить в то, что говорит:

— Она была очень на тебя похожа, Рейч. Никак не могла успокоиться. Не могла смириться, что осталась в прошлом. Она просто… ничего не хотела слышать. Помнишь, как ты всегда со мной спорила? Как всегда последнее слово должно было остаться за тобой? С Меган та же история. Она отказывалась слушать.

Он меняет позу и подается вперед, положив локти на колени, словно рассказывая мне какую-то историю.

— Когда все началось, это было просто развлечение, просто постель. Она заставила меня поверить, что ничего другого ей не нужно. Но потом она передумала. Почему — я не знаю. Она не давала мне прохода. Стоило ей повздорить со Скоттом или просто захандрить, как тут же начинались разговоры, что мы должны вместе куда-то сорваться и уехать, что мне надо оставить Анну и Эви. Как будто я собирался! И если я не являлся по первому ее зову, она приходила в ярость, названивала сюда, угрожала, что придет и все расскажет Анне. Но потом это прекратилось. Какое же облегчение я испытал! Я решил, что до нее наконец дошло, что она меня больше не интересует. Но в тот вечер она снова позвонила и сказала, что ей нужно поговорить, что она должна сказать мне нечто важное. Я отказался, тогда она снова стала угрожать, что заявится к нам домой, и все такое. Сначала я не особенно волновался, потому что Анна должна была уйти. Помнишь, милая? Ты должна была встретиться с подругами и поужинать с ними, а я — присмотреть за Эви. Я подумал, что, наверное, так даже лучше — она придет, и я ей все объясню. Заставлю понять. Но потом появилась ты, Рейчел, и все испортила.

Том откидывается на спинку дивана и широко расставляет ноги — он крупный мужчина, и кажется, что занимает все пространство гостиной.

— Это ты во всем виновата, Рейчел. Только ты одна. Анна не поехала на встречу с подругами — она вернулась через пять минут, расстроенная и рассерженная, потому что возле станции натолкнулась на тебя. Ты была в компании какого-то парня и, как обычно, под мухой. Анна испугалась, что ты заявишься сюда. Стала волноваться за Эви. Так что вместо того, чтобы разобраться с Меган, я был вынужден идти разбираться с тобой.

Он презрительно вытягивает губы.

— Господи, в каком же ты была состоянии! Опустившаяся, провонявшая спиртным! И все норовила меня поцеловать, помнишь?

Он изображает, как его рвет от отвращения, а потом начинает смеяться. Анна тоже смеется, но я не могу понять, то ли ей действительно смешно, то ли она старается ему угодить.

— Мне было нужно заставить тебя понять, что я не хочу, чтобы ты приближалась ко мне или к моей семье. Поэтому я отвел тебя в подземный переход, чтобы ты не устраивала сцен у всех на виду. И велел тебе держаться от нас подальше. Ты плакала и скулила, и я дал тебе затрещину, чтобы заставить замолчать, но ты разошлась еще сильнее.