Майкл Коннелли - По сценарию мафии

– Так что нам делать? – раздраженно спросила Рэнди. – Может, вы сначала разберетесь между собой?

Босх узнал в ней женщину, которая накануне танцевала в "Долли".

– Выведите их к чертовой матери! – прорычал Айверсон. – Живее!

Полицейские в форме приблизились, собираясь выдворить обнаженных девушек из комнаты.

– Не трогайте меня! – взвизгнула Рэнди. – Я сама уйду.

Айверсон сдернул с Гошена простыню и застегнул на заведенных за спину руках наручники. Светлые волосы Люка были заплетены на затылке в тугую косичку. Накануне Босх этого не заметил.

– В чем проблемы, Айверсон? – произнес арестованный, вжимаясь лицом в матрас. – Вся возня из-за этого хмыря? У тебя совсем крыша поехала?

– Сделай одолжение, заткни пасть! – отозвался детектив.

Гошен со смехом прорычал угрозу. Он сильно загорел и был крупнее, чем показалось накануне Босху. Тело накачано, руки словно окорока. Понятно, почему Люк спит сразу с двумя женщинами и те лезут к нему в постель.

Гошен притворно зевнул, чтобы всем стало ясно, что он нисколько не напуган происходящим. На нем были только трусы, такого же черного цвета, что и простыни. На спине татуировки: на левой лопатке – обозначение одного процента, на правой – эмблема "харлей-дэвидсон". На правом предплечье еще одна татуировка – цифра "восемьдесят восемь".

– Это что, твой ай-кью [13]? – Детектив шлепнул его по руке.

– Пошел ты, Айверсон, вместе со своим фальшивым гребаным ордером! – бросил Люк.

Босх знал, что означают его татуировки. Достаточно насмотрелся этого добра в Лос-Анджелесе. Восьмая буква английского алфавита – "Н". Следовательно, "88" – двойное "Н" и означает "Хайль Гитлер!". Значит, Гошен провел какое-то время в среде фашистов. Но Босх помнил, что большинство попадавшихся ему подонков, имевших такие татуировки, получили их в тюрьмах. Он удивился, что увидел аналогичную у Люка. За тем не числилось никакого криминала, он не провел ни суток за решеткой. Если бы с ним случилось нечто подобное, компьютер служб обработки информации распознал бы оставленные на пиджаке Алисо отпечатки пальцев. Но Босх оставил эти размышления, заметив, что Люк пытается повернуть голову и взглянуть на него.

– Это тебя... тебя должны арестовать за то, что ты сделал с Гусси.

Босх наклонился над кроватью:

– Речь не о вчерашнем вечере. Речь идет о Тони Алисо.

Айверсон рывком уложил Люка на матрас.

– Ты о чем, черт подери? Если кто-то завалил того малого, я совершенно ни при чем. Нечего на меня вешать... – Люк хотел сесть, но Айверсон крепко прижал его к кровати.

– Не рыпайся. Будет время, выслушаем и твою песню. А пока надо покопаться в твоем барахле. Вот и ордер. – Детектив положил ему ордер на грудь.

– Ничего не могу прочитать.

– Не моя вина, что тебя выперли из школы.

– Покажи!

Айверсон не обратил внимания на его слова и сказал коллегам:

– Давайте разделимся и пошарим по дому. Вы, Гарри, возьмите на себя эту комнату. Будете в компании нашего приятеля.

– Хорошо, – согласился Босх.

– Один из вас пусть тоже останется здесь, – велел детектив полицейским в форме. – Просто стойте и присматривайте за этим стервецом.

Полицейский кивнул, а его товарищ покинул спальню.

Босх и Гошен посмотрели друг другу в глаза.

– Я не могу прочитать, что написано в ордере.

– Ты уже говорил.

– У вас ничего на меня нет, потому что я ничего не совершал.

– Тогда кто? Гусси?

– Никто. Вам это не удастся на меня повесить. Требую своего адвоката.

– Получишь, как только будет зарегистрирован привод.

– На каком основании?

– На основании обвинения в убийстве, Дакки.

Гошен все отрицал и требовал адвоката, а Босх принялся осматривать комнату. Выдвигал ящики туалетного столика, но оглядывался на Люка. Ему казалось, будто он стоял рядом с клеткой льва: понимал, что находится в безопасности, но хотел лишний раз убедиться. Босх не сомневался, что Гошен наблюдает за ним в зеркало над кроватью. Когда Гошен наконец успокоился, Босх начал задавать вопросы. Он делал это небрежно, не прекращая обыска, словно его не интересовали ответы.

– Так, где ты был в пятницу вечером?

– Засунь своей маме.

– Она умерла.

– Еще бы. Ей совсем не понравилось, как ты ей засунул.

Босх прервал работу и посмотрел на арестованного. Гошен хотел, чтобы он его ударил. Он стремился к насилию – насилие было тем полем, на котором он умел играть.

– Ну, так где ты был? В пятницу?

– Спроси у моего адвоката.