Монс Каллентофт - Дикая весна

К тому же он знает Малин. Знает настолько хорошо, что понимает: такое дело она, самостоятельная до полного умопомешательства, хочет сделать сама, и Свен Шёман склонен давать ей волю в подобных ситуациях. Свен тоже счел, что им стоит съездить туда.

Но все же…

Он не может справиться с тревогой. И как ни поверни, Малин, возможно, близка к разгадке – и тогда все это очень опасно.

Без Анны дом кажется пустым. Но ее дух парит над убранством дома, которое в сотни раз более изысканное, чем то, что мог бы придумать он сам.

И тут звонит его телефон.

На дисплее – номер Вальдемара Экенберга.

Вальдемар Экенберг стоит в своей кухне, курит сигарету под вытяжкой и старается успокоить себя словами Бёрье Сверда, но у него это плохо получается.

– Разве стокгольмские коллеги не могли дать им подкрепление?

– Ты же знаешь, что за человек Малин.

– Так что – прыгнуть в машину и ехать следом?

– Сейчас уже поздно, не так ли? И потом, это наверняка холостой выстрел.

– Куртзоны – богатые свиньи, – бормочет Вальдемар, делая последнюю затяжку. – Когда пахнет деньгами – вернее, потерей денег, – может случиться все что угодно, ты знаешь это не хуже меня.

– Они справятся, – произносит Бёрье, словно пытаясь убедить самого себя. – Зак – суровый мужик.

– Надеюсь, что они пристрелят их, если найдут, – говорит Вальдемар в надежде, что Бёрье будет возражать.

– Да, и свидетелей не будет, – произносит вместо этого коллега.

– Ты крут, – отвечает Вальдемар.

– В отличие от тебя, я крут по-настоящему, – отвечает Бёрье. – И потому могу позволить себе иногда быть мягким.

– Ты философ.

– Налей себе виски, – говорит Бёрье.

Вальдемар ухмыляется.

– Да ты что, у меня с прошлого раза до сих пор башка раскалывается.

Малин просыпается от телефонного звонка.

Ей удалось поспать около часа на откинутом пассажирском сиденье, и, прежде чем ответить, она думает, что скоро они уже будут на месте.

Голос Туве:

– Мама, где ты? Я пыталась тебе дозвониться.

Малин рассказывает, куда направляется, – что следствие увело ее к северу от Стокгольма. Но что завтра она обязательно вернется домой.

– Мне тебя не хватает, – говорит Туве. – Когда ты вернешься, мы поедем в Хельсингланд. К моему дяде, твоему брату.

– Обязательно, – отвечает Малин.

– Ты должна взять меня с собой.

Малин ощущает недоверие в голосе Туве, и ее вдруг пронзает мысль, что она несется куда-то в ночи и, возможно, подвергает себя смертельной опасности, не подумав о дочери, которая останется без матери, если что-нибудь случится.

«Впрочем, Туве уже не ребенок, иногда она взрослее и мудрее меня».

– Само собой, мы поедем вместе, – говорит Малин. – Мне бы и в голову не пришло поехать к нему без тебя.

Туве прощается и кладет трубку. И Малин чувствует, как весь страх перед поездкой в Хельсингланд улетучивается – такой эффект произвел на нее голос дочери.

«Она говорила так, словно ее мало интересует, где я и чем занята. Хотя, конечно, у нее своя жизнь. Она не в состоянии изображать чувства или тревожиться за мать. Кажется, она даже не подумала, что задание, на которое я выехала, может оказаться опасным».

Встречная машина.

Водитель не выключает дальний свет, и Малин видит, что Зак щурится, но сама смотрит широко раскрытыми глазами.

Свет.

Яркий свет.

А затем – когда тебя ослепили – наступает непроглядная тьма.

И Малин чувствует – они на верном пути, они спасут детей.

Они спасут Елену и Марко.

Не может быть, чтобы было уже поздно.

Страх – он твой слуга?

Юсеф Куртзон вглядывается в темноту своей слепоты. Он знает, что ставки сделаны, что жизнь – игра, в которую хочется играть до конца.

«Слабость – что вы намерены с ней сделать? Со своей неуверенностью?»

«Я играю с вами», – думает он в тот момент, когда что-то колет его в легкие, и все тело сотрясается от мощного приступа кашля, так что стенки легких, кажется, вот-вот лопнут.

«Я ни на минуту не прекращал игры. Удовольствие всегда доставалось мне, как сейчас, этой ночью, когда все идет к финалу».

Чучело варана злобно шипит рядом с ним. Мысленно он гладит его, похлопывает по холодной спине, смотрит в темноту.

Его слепота – белая слепота.

Он не боится темноты. Именно ее он искал всю жизнь, сделал ее своим достоянием.

Юсефина.

Леопольд.

Хенри.

Близнецы Тюва и Мира.

Те, другие дети.

«Скажите, вы слышали когда-либо о более грандиозной игре?»