Иван Калина - Ворота Лешего

– Последняя просьба умирающего? – сказал Макс раздумчиво. Тот даже забыл дышать от напряженного ожидания: даст, не даст?

Макс раскрыл скрюченную ладонь Гены и вложил на нее нож. Гена тут же сомкнул пальцы на рукоятке, а Макс пожалел, что сделал очередную глупость, поведясь на жалостный вид покалеченного парня. Он хотел уже отобрать Алчущий, но тот вцепился в нож мертвой хваткой. По выражению лица было видно, что Гена испытывает от этого сильную боль. На лбу мгновенно образовались капли пота, а рот изогнулся в гримасе.

– Я сейчас, – сказал он, опустив голову на землю и закрыв глаза, как будто набирался сил. На его губах неожиданно промелькнула торжествующая улыбка. И Максу это не понравилось.

– Ну, все, подержал и хватит. Верни его мне.

– Я сразу понял, что ты блаженный идиот. Еще тогда, на мосту, когда ты побежал, бросив все: и цветы для любимой и новый ноутбук, ради спасения неизвестного тебе придурка. Я смеялся, когда ты повелся на мою постановочную версию самоубийства. У тебя был такой испуганный вид. А я был тебе никто! Ни сват, ни брат! Зачем ты кинулся меня выручать? Рискуя своей жизнью! Для чего тебе это было надо? Я до сих пор не понимаю.

– И не поймешь. Даже не заморачивайся. Отдай Алчущий.

Макс все еще пытался разжать руку Гены. Применять настоящую силу он пока не собирался. Гена рассмеялся трескучим смехом, чем-то похожим на плач.

– А ведь я действительно тогда чуть не сдох. Я должен сказать тебе спасибо. Ты действительно спас мне жизнь.

– Пожалуйста, – буркнул Макс.

– За мной должок.

Макс так до конца и не понял, что произошло дальше. Только почувствовал резкую боль в груди. Тело покрыла мгновенная испарина, а перед глазами все поплыло. Он упал. Макс пытался сфокусировать зрение, но Гена, появившийся перед ним, все время раздваивался. Гене как-то удалось встать на ноги и даже вполне свободно ходить. Он зачем-то вытер о снег Алчущий. Снег стал красным. Макс машинально потрогал грудь, которая болела. Одежда была покрыта липкой жидкостью. Теплой. Макс поднес руку к глазам, хотя ему и так все было понятно. Рука вся была в крови.

– Вот мы и квиты, – сказал Гена. – Ты спас меня, а я спас весь мир от тебя!

Гена захохотал. Макс хотел спросить, как ему это удалось, как он смог встать, ведь у него была перебита спина, но вместо этого из его горла вырвался сип, а кровь ручейком потекла по губе.

– Как? А ты еще больший дурак, чем я предполагал. Знаешь, какое полное имя у этого ножа? Алчущий крови. Он ищет кровь, и каждый раз, когда он ее находит, становится сильнее. А вместе с ним и его хозяин. Тебе нельзя было давать его мне в руки. А ты дал.

Гена почти с нежностью потрепал Макса по щеке.

– Ну да ладно, будет тебе уроком на всю жизнь. Я пошел. Обещаю, что присмотрю за нашей общей невестой. Она будет всем довольна, можешь на меня положиться.

Гена гаденько подмигнул Максу и хотел уже уйти. Но остановился, как будто о чем-то вспомнил. Присел перед Максом, глядя в его тускнеющие глаза, сорвал с шеи оберег Грушеньки.

– Теперь все.

И ушел.

Воздух со свистом входил и выходил через дырку в легком. Макс слышал свое дыхание и видел кровь, выходящую толчками из раны. С кровью уходила жизнь. Умирающий мозг блуждал по лабиринтам подсознания. Вспоминалась безрадостная юность в детском доме, учеба в колледже, немногочисленные студенческие приятели, Настя… Картинки его жизни мелькали с быстротой перематываемой пленки. Фильм докрутился до встречи с Иванной и пленка остановилась, будто застряла на кадре с образом любимой. А потом как в настоящем старинном кинопроекторе от раскаленной лампы остановившийся кадр начал плавиться и скукоживаться и вот уже посредине образовалась дыра, оставив лишь элементы обстановки по краям. Да еще кусок платья остался. Платья не из нашей эпохи, откуда-то из генетических воспоминаний. Иванна… Его любимой грозит опасность. Гена, конечно же, убьет ее. Теперь у врага есть могущественное средство. Их будущий сын не увидит этого света, не вздохнет этого воздуха, не закричит о своем приходе. Их первенец. За много-много веков их жизней. Любимая…

Макс умирал, но одновременно его душила злоба на самого себя, за свою наивность, беспечность, он снова поверил тому же человеку и тот снова его обманул. Ладно бы сам просчитался, но пострадают еще люди. Те, кто ему дороги. Вставай, дохлая скотина! Шевелись! Иди, выручай их! Что лежишь, как колода? Макс подгонял себя, но единственное, чего он достиг – слезы бессилия. Тело отказывалось ему подчиняться. Даже зубовного скрежета не выходило. Мозг еще работал, душа рвалась, а тело… Как это страшно, метаться в теле, словно в клетке и мочь разве что плакать! И он позвал.