– Хорошо, вот и полный консенсус у нас образовался, а ты боялся, дурачок. Ничего, до ночи, когда твой соглядатай забеспокоится и придет проверить, что к чему, у нас еще время есть.
– Все веселее и веселее у тебя семейка с каждым рассказом, – покачал головой Володя. – Как вы все раньше в дурку не угодили?
– Вот как-то не сподобился.
– Веселое у тебя детство было, – сказал Андрей Иванович.
– И не говорите, – криво усмехнулся Виталий, – у меня с самого детства жизнь была веселой. Еще помню, в Покровке случай был. Там отец был помощником колхозного агронома, а мать в декрете. Она заболела сильно: воспалился безымянный палец на левой руке, поврежденный рыбьей костью. Заражение дошло до того, что начала гнить косточка грудью. Кормила меня бабушка Дуня, мать отца. Она делала из коровьего молока и разной ерунды заменитель материнского молока. Видать не зря есть такая поговорка: «Любите внуков! Они отомстят за вас вашим детям!»
Через месяц косточка прорвала кожу на пальце матери и та, наконец, попала в больницу. Торчащий вбок конец злосчастной косточки так и остался у нее, думаю, видели. Бабушка Дуня уехала в свою деревню, поэтому я остался на полном попечении отца. Папенька, как вы знаете, ленив как мерин, а так как тогда активно увлекся чесночными клизмами, то ему некогда было даже переодевать на мне испачканные колготки. К клизмам он перешел после безуспешных попыток уничтожить потенциально угрожающих ему глистов с помощью молока и селедки. Глистов он стал травить после того, как кто-то из родственников рассказал о нашей двоюродной или троюродной тете, уже не помню, погибшей из-за них. История там крайне странная произошла. Она никогда ничем не болела, но вдруг на шестидесятом году жизни решила провести профилактику от глистов методом селедки с молоком. Открывала плотно закрытую банку молока и умудрилась как-то ее раздавить и порезать себе сонную артерию осколком. Так и погибла, залитая алой артериальной кровью. А папа мой, будучи здоровым как сорок тысяч баранов, весьма и весьма мнителен во всем, что касается его драгоценнейшего здоровья.
Когда мать, помахивая облезшим пальцем и спертым у соседки по палате томиком Ги де Мопассана, вернулась из больницы, то обнаружила провонявшую чесноком квартиру, мирно спящего со спринцовкой в заднице и горчичниками на спине папашу и меня, молча бродящего по сырой осенней улице в загаженных колготках. Молчаливым я был потому, что лет до пяти вообще молчал. То ли разговаривать мне с ними было не о чем, то ли еще какая-то веская причина на то была. Говорить начал только после рождения Коли.
Так что тому, что я молчал, мать не удивилась совершенно, а вот обосранными колготками, была неприятно поражена.
– Вить, почему ребенок шляется по улице в обосранных колготках?
– Я откуда знаю? Наверно, моцион совершает перед едой. Кто их, детей, поймет? Как говорится, акселераты.
– Вить, до чего же ты бесчувственный! А вдруг бы с ним что-нибудь случилось на улице?
– Да что с ним может случиться то? И вообще, я на работе устаю, мне не до него. Тут еще глисты эти…
– Какие глисты??? У тебя ребенок сам на глиста заморенного похож и тебе нет дела до этого!
– Отстань!
– Вить, какой же ты пень бесчувственный! Вот Леник – дядька, а и то, когда менял колготки, то на газетку Виталика клал. А ты же батя!
– Вот и пускай себе его забирает!
– Да как ты можешь? Это же твой сын!
– Кать, отстань. Я отдыхаю! Хватит уже с меня твоих нотаций.
В придачу к заработанному за это время раздражению кожи, плавно перетекшему в дерматит, оказалось, что у меня двухстороннее воспаление легких, и я близок к тому, чтобы покинуть негостеприимный мир. Меня экстренно госпитализировали в райцентр, где разрешили матери лежать со мной в палате.
После выздоровления мы с матерью вернулись домой. Будучи натурой утонченной и по-змеиному мстительной она решила отомстить бесчувственному супругу, едва не обрекшему её на участь безответственной матери, потерявшей первенца. Упрекать толстокожего ирода было бесполезно, в чем она в ходе двухдневного скандала убедилась. Одобренный ЗАГСом подлец просто послал её на тот символ, с помощью и посредством которого появляются дети и, фальшиво насвистывая модный мотив из ритмов зарубежной эстрады, удалился в спальню, помахивая неразлучной спринцовкой. Хотел нанести очередной удар по гипотетическим глистам.
Маменька, хотя и набита под завязку предрассудками и суевериями, как бочка солеными огурцами, будучи с рождения хитрой как лисица, решение нашла оригинальное, но верное. Она приготовила на ужин пельмени на курином бульоне.
Читать дальше