Итан Планк - Музыка Рода Человеческого

Мужчина любезно предложил сделать перерыв на обед, на что Глория не раздумывая согласилась. Но после приёма пищи, как это обычно бывает, работоспособность девочки упала. Интерес к новому материалу угас, желание работать с энтузиазмом пропало.

Ближе к окончанию «рабочего» дня, незадолго до ужина, они практически перестали импровизировать и по большей части играли чужие композиции. Ужин Глории состоял из картофельного пюре с мясом и чая. По его окончании девочку хотя и тянуло на очередные разговоры, им уже не удалось снова поговорить «по душам» – Композитор был скован и закрыт, а она заразительно зевала и под конец начинала путаться в словах.

– Как же я устала, мистер. Который час? – промолвила Глория, так и не дождавшись ответа.

Мужчина лишь на секунду посмотрел через монитор на спящую девочку и вернулся к просматриванию свежего материала.

Словом, лучше говорить с человеком

о его свободе, чем о его рабстве.

Андре Моруа

Третий день пребывания Глории в подвале таинственного незнакомца оказался очень тяжёлым. Она работала по заданию практически без перерывов на протяжении более четырёх часов. Сегодня она была на удивление милой, отвечала на каждый вопрос Композитора и не задавала в ответ свои. Композитор старательно прослушивал игру Глории, часто поправлял и вносил корректировки. Не давал ей ни малейшего повода для прерывания работы, лишь изредка отвлекаясь на второстепенные вопросы, касающиеся по большей части тех или иных её переживаний по «сценарию» предложенного произведения. И Глория снова совершала чудо, извлекая нужные ноты, трогавшие душу Композитора.

В качестве поощрения за проделанный труд, Композитор предоставил ей неограниченное время на обед, во время которого Глория ни в чём себе не отказывала, попробовав почти всё, что у него имелось.

Послеобеденная работа в этот день, как и в последующий, заключалась в том, что Композитор прежде чем что-либо выводить на экран монитора, детально описывал какое-нибудь событие, не связанное с общей темой произведения. В этот раз ему было интересно, как Глория мыслит, может ли сопереживать. Сюжеты, предлагаемые им, особо не отличались друг от друга, скорее, предыдущая история походила на следующую. Не обошлось без затяжных диалогов, и, на удивление, Композитор позволял ей высказаться.

Под конец рабочего дня Глория была как выжатый лимон. День, не похожий на первые два из прожитых ею в подвале, подходил к завершению. На ужин она попросила только чай и джем. Чай опять оказался горьким, и лишь сладкий джем нейтрализовал его горечь. Сделав несколько последних глотков, Глория зевнула и буквально через несколько минут вовсе уснула.

Жизнь в «коконе» снова словно застыла. Лишь пара капель ещё тёплого чая из пищевой трубки тихо упали на её левую руку. Натяжение тросов, скрип механизма, и кресло с телом Глории медленно, издавая щелчки, стало опускаться вниз, складываясь в горизонтальное положение.

Закрывая все приложения на своём рабочем столе, Композитор в специальном журнальчике поставил новую запись от шестнадцатого января две тысячи тринадцатого года и отметку в виде специального знака, который обозначал на его выдуманном языке, что его мозг должен отдохнуть несколько дней, а может, недель, прежде чем снова сесть и пересмотреть мелодию рабочего дня. В этот вечер, согласно записи в журнале, он больше не садился за работу, не изучал проработанный материал и не ставил больше отметок или каких-то записей на полях или в компьютере.

Откинувшись в своём кресле перед выключенным оборудованием, он не сразу заметил, что оставил у Глории свет или то, что хоть чем-то напоминало его. Услышав шорох в кабинете хозяина, заспанная собака из гостиной подошла к нему и положила свою морду ему на колено, подставив спину для поглаживаний. Тяжёлый день подходил к концу.

Композитор тискал собаку между ушей и улыбался сам себе, удовлетворённый проделанной работой и в глубине души искренне радующийся таланту молодой и прекрасной Глории.

Есть только две формы жизни:

гниение и горение.

Максим Горький

В эту ночь Глории снился жуткий сон, в котором она лежала на спине во дворе на чём-то жестком, подставив своё юное тело утренним лучам солнца. Откуда-то справа от неё были слышны голоса знакомых ей людей, которые толпились у стола с барбекю. Смотреть на их спины не было никакого желания, поэтому в их сторону голову она не поворачивала. Из-за яркого света Глория закрыла глаза, позволив себе отстраниться от этого мира, растворившись в истоме.