Джеймс Уилсон - Игра с тенью

Вот тебе и совпадение. Я уже слышу, как ты говоришь: «Уолтер, я не вижу никакого совпадения!» Но ты его увидишь, любимая, обещаю, просто потерпи и прочитай дальше.

Без трех минут двенадцать я снова был на Бромптон-гроув. Возвращение домой было мрачным. Мелочи, рассказывавшие о нашей счастливой жизни здесь, уже казались неуместными, будто кукла или шляпа, вынесенные волной на берег. За несколько коротких часов дом захватил чуждый дух, который теперь был недоволен возвращением прежнего жильца. В какую бы комнату я ни входил, я чувствовал его присутствие как тихий поток воздуха, толкающий меня обратно к двери.

Мэриан еще не вернулась, и только далекий шум голосов Дэвидсонов в кухне говорил мне, что я не совсем один. Я чувствовал себя потерянным и одиноким, как ребенок. Я попробовал рисовать, но дело не шло. Через десять минут я отложил карандаш и взялся за книгу, но очень скоро отложил и ее. Звонок к обеду напрасно обещал отвлечь меня — я сидел один в пустой столовой как восточный деспот, а Дэвидсон торчал неподалеку, будто мне могла потребоваться помощь, чтобы поднести вилку ко рту. Я отослал его, сказав, что справлюсь сам и позвоню, если мне что-то понадобится. В результате бедняге пришлось бегать вверх-вниз по лестнице, чтобы принести свежую воду и еще горчицы.

Закончив с обедом, я пошел в сад, где рабочие закладывали фундамент для новой студии, и торжественно повторил все требования (нужно, чтоб свет был с севера, вход должен быть защищен от непогоды), которые они и так уже отлично знали из планов. Там-то Мэриан и нашла меня, когда вернулась домой, и спасла их от меня, а меня — от меня самого.

— Ты же не можешь идти в таком виде! — немедленно заявила она с напором, от которого рабочие вздрогнули. Но она улыбалась, а ее черные глаза сверкали. — Ты выглядишь как человек, который прошел пешком пол-Лондона.

— Куда идти? — спросил я.

— К леди Истлейк, конечно, — сказала она уже тише и повела меня к дому. — Она была на выставке сегодня утром, потом мы вместе обедали и говорили о том, что Лора уехала, а я осталась, а от этого вполне логично перешли к тебе. — Мэриан взяла меня за руку и завела в дом. — И она очень просила, чтобы я привела тебя познакомиться сегодня вечером.

Я немедленно вообразил, что все это как-то связано с моей картиной. Ведь сэр Чарльз — директор Национальной галереи, и, признаюсь, на одно безумное мгновение я представил, как он выходит из-за ширмы в гостиной своей жены и говорит: «А, Хартраит, мне очень понравились „Жена и дети художника в Лиммеридже в Камберленде" — я видел картину в этом году в Академии, и я бы не прочь купить ее для страны». Но я быстро понял, какая это жалкая фантазия, и решил, что милая Мэриан просто надеется отвлечь меня от разлуки, познакомив со своей подругой — «синим чулком».

Как оказалось, правда была куда более странной, чем любое из предположений.

Мэриан никогда не описывала тебе дом Истлейков? Сейчас слишком поздно ее спрашивать (уже за полночь, и она наверняка спит), так что, если описывала, просто пропусти следующий абзац.

Они живут на Фицрой-сквер, в одном из тех прекрасных старых каменных домов (кое-где на стенах сквозь грязь еще виден первоначальный медово-золотой цвет) с высокими окнами и такими большими парадными дверьми, что туда могла бы пройти лошадь. Как раз когда мы прибыли, по лестнице буквально слетела модно одетая женщина в отороченном мехом жакете и крошечной шляпке-таблетке с перьями (насколько вообще может лететь тот, кто ниже талии закован в гигантскую птичью клетку) и вскочила в ожидающий ее экипаж. На скулах у нее горели гневные пятна румянца, и она едва кивнула нам, быстро проходя мимо.

Парадную дверь открыл высокий лакей с седыми волосами и густыми темными бровями. Мэриан обратилась к нему легко и привычно, что меня удивило:

— Добрый день, Стоукс. Ваша хозяйка дома?

— Да, мэм.

Он провел нас через широкий вестибюль, уставленный мраморными бюстами, наверх, в большую гостиную. Она была обставлена по-современному, с толстым турецким ковром, резными дубовыми стульями; на зеленых стенах тесными рядами, словно кареты на Пикадилли, выстроились акварели. Над карнизом для картин стоял ряд японских тарелок (явно сделанных в самой Японии, а не в Стаффорде!), а над камином висел большой классический пейзаж кисти самого сэра Чарльза, как я решил, поглядев на слащаво-приторные цвета.

Когда мы вошли, с кушетки у окна поднялась необычно высокая женщина. На мгновение вечерний свет выделил ее силуэт, и ясно разглядеть я смог только ее голову, странно склоненную набок, как у птицы. Она подошла к нам, и я увидел, что ей около пятидесяти, одета она в мягкое зеленое платье, отделанное плетеной тесьмой, а ее все еще темные волосы просто стянуты назад и убраны в сетку. У нее был широкий неровный рот, который расплылся в искренней улыбке, когда она протянула руку Мэриан.