Джеймс Уилсон - Игра с тенью

На обратном пути голоса смолкли. Я не ощущал ничего, даже холода. Даже смерть покинула меня.

Но только до поворота на Бромптон-гроув. На мгновение меня охватило почти животное предощущение внезапных перемен. А потом я увидел: перед нашим домом стоит черная карета. С занавешенными, словно на похоронах, окошками. Приземистый кучер в высокой шапке сидел ко мне спиной и был так закутан в одеяла, что казался заледеневшим снеговиком. Лошади плохо различались в темноте, однако в морозном воздухе клубился пар от их дыхания.

Я тут же подумал о Лоре — о детях — о Мэриан. Мое вероломство каким-то образом убило кого-то из них либо повергло в болезнь. Ужасное предположение вынудило меня застыть на месте, и я едва преодолел желание убежать. Но все-таки взял себя в руки. Нельзя поддаваться слабости и суеверию. Если кто-то и вправду умер, то об этом известила бы телеграмма, а не карета, оказавшаяся у дверей в середине ночи.

Я двинулся вперед, стараясь убедить себя: возница просто-напросто остановил лошадей на Бромптон-гроув, и это не имеет ко мне никакого отношения. Я уже почти успокоился, когда при моем приближении дверь кареты резко распахнулась, перегородив путь.

— Мистер Хартрайт?

Прозвучал незнакомый высокий, ломкий мужской голос. Я вгляделся в глубину кареты, но ничего не различил.

— Мистер Хартрайт, зайдите в карету, пожалуйста. Я должен вам что-то сообщить.

— А так сказать вы не можете?

Послышался короткий сухой звук — то ли кашель, то ли смех.

— Я умру от холода. — Он сделал паузу, словно ему не хватило дыхания, и нужно глотнуть воздуха, прежде чем продолжить. — Я не причиню вам зла, клянусь. Да и что я могу сделать, если бы и хотел? Крепыш вроде вас без усилий сплющит меня, как свечку.

Я колебался, но всего мгновение. Если он намеревается меня похитить, то почему не увезет силой, как предыдущие похитители? А если все-таки увезет, не узнаю ли я при этом нечто существенное? Несколько часов неволи — небольшая плата за обретение уверенности.

— Очень хорошо, — сказал я, собравшись с духом.

В мерцающем уличном свете я едва разглядел охапку пледов, тряпья и шарфов, наваленных в углу. Ничто, кроме глаз, на минуту показавшихся в узкой щели между меховой шапкой и поднятым воротником и тут же исчезнувших, не выдавало в моем собеседнике мужчину. А глаза, глубоко посаженные, тонули в темноте и, казалось, пытались спрятаться внутри черепа; и даже мой беглый взгляд успел отметить, что они полны бесконечной усталости.

— Садитесь, пожалуйста, и закройте дверь.

Я повиновался. Теперь нас окружала полная темнота.

— Спасибо.

Моему собеседнику пришлось снова сделать паузу. Пока он выравнивал дыхание, в его груди слышались жалкое посвистывание и хлюпанье.

— Я хотел бы побеседовать с вами, мистер Хартрайт, — продолжил он в конце концов. — Побеседовать о гении. Насколько я знаю, вы описываете жизнь Тернера?

Я не ответил, а ждал, чтобы он обнаружил свои истинные намерения до того, как заговорю я.

— Пожалуйста, мистер Хартрайт, — прохрипел он. — Вы должны мне помочь. Я больной человек. Каждое слово дается с трудом. Я не могу ими бросаться.

— Да, — произнес я.

— Замечательно. Мне довелось видеть его. Видеть кое-что, о чем вы больше ни от кого не узнаете.

— Каким образом? — спросил я. — И кто вы?

— Можете называть меня Симпсоном. Пока этого вполне достаточно.

— На самом деле вас зовут иначе?

— Разве имя, которое я сам себе выбрал, более реально, нежели то, которое дали мне родители?

«Он прав, — подумал я. — Разве Дженкинсон менее реален, чем Хартрайт?»

— Все это мне пришлось забросить много лет назад, — продолжал он, — когда неосмотрительность вынудила меня покинуть Англию. С тех пор я жил в Венеции, а если и приезжал сюда, то только под псевдонимом.

Он вздохнул — осторожно, чтобы не спровоцировать приступ кашля. Заговорив снова, он перешел на шепот.

— Вы слышите меня, мистер Хартрайт?

— Ну да.

— Мне легче говорить вот так, если вы не возражаете. Меньше усилий. И не нужно часто останавливаться.

— Хорошо.

— Так вот, — прошептал он, — вы понимаете, что человек в моем положении должен всегда соблюдать осторожность. Приходится добывать самые подробные сведения о своих компаньонах по путешествиям и при этом ничего о себе не сообщать. Кругом шпионы. Агенты. Вы понимаете?

— Да.

— И вот однажды я пересекал Альпы в Маунт-Кенис, и в карете моим спутником оказался субъект маленького роста, который сразу же возбудил подозрения. Он не произносил ни слова, если только с ним не заговаривали, а отвечал очень кратко. Большую часть времени он смотрел в окно и делал зарисовки, словно готовился к военной кампании.