Луиза Кэндлиш - Наш дом

Внимание: содержит оскорбительные выражения.

Меня зовут Фиона Лоусон, мне сорок два года. К сожалению, не могу назвать свой адрес – разве что прежний, – так как полтора месяца назад мой муж продал наш дом без моего ведома и согласия. Да, я в курсе: нужно говорить заявляю, еще в самом начале… Ну тогда так: заявляю, что все сказанное мною в этом интервью – чистая правда. В конце концов, юридические документы не врут, не так ли? И эксперты уже подтвердили подлинность его подписи. Детали преступления пока не ясны – как и личность сообщницы, – но я все еще пытаюсь смириться с главным фактом: у меня больше нет дома.

У меня больше нет дома!

Конечно, вы послушаете и сразу скажете: сама виновата! Так всегда говорят, я знаю. Станете вовсю обсуждать в «Твиттере», какая я тупая. Нет, я все понимаю. Я прослушала первый сезон и сама так думала. Между жертвой и дураком очень тонкая грань…

«Не переживайте, миссис Лоусон, это могло случиться с каждым», – утешала меня женщина-полицейский в тот день. А что еще она могла сказать: я безостановочно рыдала, а чашка чая не спасала ситуацию (разве что морфий…).

Не-ет, такое могло случиться только со мной, всепрощающей идеалисткой. Думала, что смогу изменить человеческую натуру, сделать из слабого сильного… Бла-бла-бла.

Почему я решила принять участие в этом подкасте? Всякий, кто знает меня, скажет вам, что я человек очень закрытый. Так зачем же выставлять себя на посмешище? Отчасти я хочу предостеречь людей об опасности. В последнее время мошенничество с недвижимостью приобретает невиданный размах: каждый день в газетах печатают жуткие истории, а полиция и юристы не успевают за современными технологиями. Домовладельцам не следует терять бдительность: «профессионалы» на все способны – да и любители тоже, как выяснилось.

Кроме того, сейчас ведется расследование. Может, кто-нибудь услышит мой рассказ, вспомнит что-то важное, относящееся к делу, и свяжется с полицией. Иногда и сам не знаешь, что относится к делу, пока не выяснишь всех обстоятельств. Вот почему полиция не возражает против моей откровенности. Или, точнее сказать, не запрещает. Как вы, наверное, знаете, меня нельзя принудить давать показания против мужа – брачная привилегия (какая ирония!). Мы все еще женаты, хотя я считаю его бывшим с тех самых пор, как вышвырнула вон. Конечно, я могу дать показания и по своей воле. В общем, «будем решать по ходу дела» – так выразилась мой адвокат.

Честно говоря, мне кажется, она уже поняла, что никакого суда не будет. У него наверняка новые документы, новый дом, новая жизнь – все куплено.

Адвокат утверждает, что в наши дни люди все более изобретательно обманывают друг друга.

В том числе мужья и жены.

Кстати…

Говорят, есть шанс, что он меня услышит, и это подтолкнет его выйти на связь. Ну так вот что я вам скажу – нет, ему скажу, и мне наплевать, как это расценит полиция: «Даже не вздумай возвращаться, Брам. Клянусь, я убью тебя!»

#жертвафия

@rachelb72 А где муж-то? Сбежал, что ли?

@patharrisonuk @rachelb72 Слинял вместе с бабками. Интересно, сколько стоил дом?

@Tilly-McGovern @rachelb72 @patharrisonuk Так это был ее МУЖ?! Вау! Куда катится мир…

Во избежание всяких сомнений заявляю сразу: это прощальная записка. К тому времени, как вы ее прочтете, меня уже не будет в живых. Пожалуйста, сообщите новость как можно деликатнее. Хоть я и чудовище, но все-таки отец; у меня двое детей, которым будет меня не хватать. Пусть их воспоминания обо мне будут добрыми.

А может, и у их матери, женщины одной на миллион, жизнь которой из-за меня превратилась в кошмар.

И которую я, между прочим, до сих пор люблю.

Хотя ситуация сложилась катастрофическая, в каком-то смысле даже логично, что все закончилось именно так. Дом всегда был центром нашей вселенной. Наш брак, наша семья, наша жизнь – все это имело смысл лишь дома. Заберите нас оттуда – даже на выходные, которые мы себе позволяли, пока дети были маленькими, а мы хронически не высыпались – и узы тут же слабеют. Дом укрывал и защищал нас, но при этом устанавливал границы, помогая держаться вместе.

Опять же, будем откровенны – это Лондон. За последние годы дом поднялся в цене куда больше, чем зарабатывали мы с Брамом. Он был нашим кормильцем, нашим покровителем. Друзья и соседи чувствовали то же самое: словно у нас забрали внутреннюю силу и вложили в цемент и кирпичи. Отложенные деньги шли не в пенсионный фонд или на частное образование, не в бракоспасительные уик-энды в Париже, а в дом. Окупится, говорили мы друг другу. Тут большого ума не надо, чтобы это понимать.