Артем Чурюкин - Архив

– Так, но это я и без вас знаю. Меня больше интересует, имеются ли следы… до падения?

– Что Вы имеете в виду?

– Царапины, синяки, ссадины?..

– Есть старые, но едва ли они могли привести к смертельному исходу.

– Следы изнасилования?..

– Кому может прийти в голову заняться половым актом с ЭТИМ?!

Вот теперь Антон не выдержал и развернулся. Доведенным до автоматизма движением он откинул подол пиджака от кобуры и положил ладонь на ребристую поверхность рукояти.

– А теперь слушай сюда, нацист ебаный. – Голос немного дрожал от выброса адреналина, лицо налилось кровью и покрылось пунцовыми пятнами – это он ощущал. – Твоя карьера может очень быстро закончиться, прямо вот сегодня. Если по-русски разучился читать и не понял, откуда я сюда заявился, то не переживай, тебе больше и не придется думать, только приказы выполнять. Говорят, людей на польской границе не хватает. Таких, как ты, с сотню лет назад уже истребляли, что с одной стороны, что с другой, да выжили и расплодились как-то, суки. Видать, второй крестовый поход пора устраивать.

– Вы что себе позволяете?!

«По-хорошему не понял, ну что ж…» Антон выхватил пистолет, заученным движением большой палец скользнул по предохранителю, левая рука передернула затвор, и жадное дуло уставилось в лицо врача, давшего, наконец, небольшую волю чувствам: удивленно сложились складки на лбу, а очки сползли по носу, обнажая малюсенькие водянистые глазки. Картавить только до сих пор не начал.

– Так понятнее?

– Молодой человек, да как Вы смеете мне угрожать! Я прошу Вас покинуть заведение! Вы не имеете права!..

– Проверим?.. – Только на этом моменте по всем канонам кинематографа Антон должен был бы «взвести курок» или вроде того, но он не в сраном кине, а в грязной реальности, и пуля так и просится вырваться из ствола и напомнить стоящему напротив человеку, что внутри всех нас течет кровь одного и того же цвета. Антон ее навидался, так что был уверен в своей правоте на сто процентов.

– Ладно, успокойтесь, я сейчас осмотрю… пациента.

– Так-то лучше. – Понапрасну потревоженный пистолет вернулся в кобуру, а Антон снова отвернулся к окну, не желая наблюдать, как эта гнида лезет пальцами во влагалище юной девицы, пусть и, в отличие от сорок второго, просто проверяя, единственный ли он там нежеланный гость, и первый ли гость вообще.

Антон отвернулся к окну и смотрел сквозь зарешеченное стекло, как водитель кареты скорой помощи полоскал в ведре тряпку, а рядом с ним голубь боязливо клевал какую-то лужицу, но реальность покрылась трещинами и распалась в яркой вспышке…

…Безжалостного солнца, сияющего в зените над безжизненной пустыней. Уже сутки они брели по барханам песка, то изнывая от жары и обливаясь потом, то замерзая ночью в кромешной мгле, пуская облачка пара и сотрясаясь дрожью, и вот опять – солнце раскаляет песок и даже сам воздух. Заклинившие трофейные экзоскелеты, не предназначенные для условий пустыни, они давно сняли и бросили, так что тащили на себе тяжеленную амуницию с поблескивающими на солнце автоматами, шли в одном направлении и с одной лишь надеждой, угасающей с каждым шагом – добраться до своих. Запасы воды и пищи уже давно были исчерпаны, оставалось только посасывать мелкие гладкие камушки под языком, изредка облизывать потрескавшиеся кровоточащие губы и продолжать идти.

Они поднялись на очередной бархан. На горизонте, плавясь в жарком мареве, чудились несколько построек. Без энтузиазма, ожидая удара с любой из сторон, отряд продолжал идти, а постройки укрупнялись и детализировались, но не исчезали, как миражи.

Спустя некоторое время и сотню тяжелых шагов, утопая по щиколотку в песке и постоянно спотыкаясь, они вошли в деревушку.

Низенькие, нескладные здания обрамляли небольшую площадку, в центре которой стая стервятников, не оглядываясь на нежданных гостей, по-хозяйски рвала чье-то тело. Боец, шедший рядом с Антоном, выхватил пистолет из кобуры и стрельнул в группку трапезничающих обнаглевших птиц.

Эхо от выстрела раскатилось по всему поселению и ушло дальше в пустыню. Хрипло рявкнул командир:

– Охотцев!..

– Падаль… – Парень схаркнул в заметенную крупнозернистым оранжевым песком брусчатку. Птицы в испуге взметнулись ввысь («пожить» или «пожрать» – выбор очевиден), обнажая изглоданные останки солдата противника: одетый в сервоприводные усилители мускулатуры, пустыми глазницами и зияющей выеденной дырой в туловище, торчащими ребрами он смотрел в бледно-голубое безоблачное небо, закончив предсмертную молитву своему богу и отправившись на встречу со своей дюжиной девственниц. Или скольких им там обещали, всучивая экзоскелет, автомат, несколько запасных магазинов, пригоршню гранат и отправляя воевать черт пойми во имя чего?..