– Почему я должна рассказывать? – тихо спросила Саша сама себя, перебросив зажигалку из руки в руку. – Сама и расскажи! Что тебе терять, кроме твоих цепей?
Саша рубила сучья под старой грушей. Работа требовала сосредоточенности и немалых физических усилий, поэтому она заметила Брокка, только когда он заговорил с ней.
– Я привез вам зеркала! – радостно сообщил он.
Саша подпрыгнула от неожиданности и махнула топором. Брокк отпрянул.
– Прости, – сказал он с улыбкой, – напугал, да?
Его светлые волосы до плеч были распущены и заправлены за уши так, что была видна дорожка коротких золотистых волос, спускавшаяся от виска вниз, к двухдневной щетине. Саша обожала целовать это место, каждый миллиметр, каждый волосок. Воспоминания нахлынули на нее помимо ее воли, и внезапно стало невыносимо больно. Саша перестала дышать, ожидая, пока пройдет этот странный приступ. Она стояла, опустив глаза в землю, так и не выпустив из рук топор.
– Какие зеркала? – хрипло спросила она, когда самообладание вернулось.
– Наши зеркала. Из нашей квартиры…
Саша непонимающе смотрела на него.
– Красивый топор, – заметил Брокк с опасливой улыбкой.
Саша перевела взгляд на топор в своей руке, словно видела его впервые. Он и правда был хорош: большой, крепкий, с кельтскими узорами на топорище и на древке. Она с размаху воткнула его в сырую скамейку.
– Откуда ты знаешь про зеркала? – спросила она, возвращаясь к сучьям.
Она сгребла их в охапку и кинула в еле теплившийся костер у ее ног. Брокк подобрался поближе к огню. Воздух был свежий и сырой, а его пальто – слишком тонкое, для поездок на машине. Но костер никак не хотел разгораться: сырое дерево только дымилось и сизый дым ел глаза.
– Демид кинул клич, – пояснил Брокк, – дому Вираго нужны зеркала! Помогите! Я забрал три штуки, полтора на два двадцать, из спортзала в нашей квартире.
Саша разозлилась. Не столько на его самоуправство и непрошенную помощь, сколько на слово «наша». Видимо, под «нашей» он подразумевал ту шестикомнатную, в роскошном жилом комплексе с охраной и подземной парковкой, из которой он бесцеремонно выгнал ее год назад.
– Я не только из-за зеркал приехал, – нахмурился Брокк, подойдя к Саше ближе на полшага, – я знаю о твоих долгах. О долгах твоего отца…
– Вот это уже совсем не твое дело! – воскликнула Саша.
Она снова схватилась за топор и принялась с новой силой кромсать грушевые сучья.
– Я знаю, как тебе помочь! – крикнул Брокк, уворачиваясь от летящих в него щепок. – Идея безумная, но почти бесплатная. Намного дешевле семи миллионов!
– Мне не нужна твоя помощь! – отрезала Саша, выпрямляясь. – Я тебя ни о чем не просила!
– Я знаю, – мягко сказал Брокк, уговаривая ее еще и жестами, как необъезженную лошадь, – разреши мне помочь тебе.
Он приблизился к Саше еще на шаг, но та решительно отошла в сторону, глядя на него исподлобья. Издалека она увидела Офелию, что спешила к ней на помощь.
Зеркала были им нужны. Очень хотелось танцевать, репетировать, отрабатывать движения. Саше нужно было вытаскивать Офелию из тьмы, в которой она увязла – и годились любые способы. Им подошли бы и поцарапанные зеркала, и надколотые, и маленькие, и даже те, что нельзя повесить, а можно только лишь прислонить.
Но в той квартире были хорошие зеркала. Большие и немного вытягивающие в высоту, делая отражение немного стройнее реальной фигуры. Если Брокк и правда их привез, то осталось решить, куда их повесить.
Гостиная для танцев не годилась. Вытертый занозистый пол, слишком много мебели и вечно кто-то ходит мимо. Сашина комната была самой большой, но все равно места в ней хватало только для разминки, растяжки и смены позировок. Когда Саша была маленькой, она умудрялась крутить в этой комнате фуэте перед трехстворчатым зеркалом, но теперь ее ноги выросли и то и дело ударялись то о раму зеркала, то об изножье кровати.
Офелия жила в маленькой комнате без ванной с солдатской койкой на одного. Демид жил в мусорной куче, вернее, в угловом номере на втором этаже, в котором развел такой впечатляющий свинарник, что тот уже вываливался в коридор в виде грязных тарелок, оберток от шоколадок, обгрызенных карандашей и втулок от туалетной бумаги. Эта комната когда-то была номером для молодоженов, поэтому почти всю ее площадь занимала безумной красоты огромная кровать: с искусно вырезанной спинкой, бордовым покрывалом с золотыми кисточками и развратной вышивкой и подушками в форме сердца.
Читать дальше