Владимир Кирсанов - Агатовый Переход

И если кому-то пришлось бы описывать эти подробности, то это заняло бы у него достаточно много времени. Она видела, что даже по меркам того суда, которому подвергли ее, на площади находились люди, куда более грешные, чем она. Но к столбу, готовому вспыхнуть уничтожающим ее тело пламенем, были привязаны не они. Ее, такую молодую и красивую, готовились предать последней части судилища. Она еще не знала, что пытки, которым подвергли в подвалах инквизиции, лишь толика той нечеловеческой муки, которую уготовила ей судьба. Как не знали и те, кто глумливо собрался на этой площади поглазеть на казнь ведьмы, какое страшное проклятье прозвучит в их адрес из клубов удушливого дыма…

…Ее длинные рыжие волосы бились на ветру, точно языки пламени. Сознание, затуманенное от боли и ужаса, угасало. Уже смирившаяся со своей участью, она почти выжженными дымом глазами в последний раз обвела взглядом толпу беснующихся горожан. И вдруг рухнул внутри нее какой-то барьер, до того разделявший сознание и сокровенные тайны ее рода. Тайны, которые обязательно стали бы ее знаниями и силой, проживи она свою жизнь до конца. В этот короткий миг она стала по-настоящему могущественной ведьмой, умевшей одним прикосновением исцелить друга и одним взглядом остановить сердце врага. Из самых потаенных глубин ее существа, из недр истерзанного пытками обнаженного тела поднимался вал доселе неизведанной силы, заглушивший адскую боль.

Она медленно подняла голову, ее сверкающий исподлобья взгляд был устрашающ. Притихшая толпа с нарастающим мистическим ужасом глядела на затмевающий пламя костра свет, исходящий от нее в разные стороны. Ее ненависть неотвратимо накатилась на первые ряды зрителей, и они в панике отшатнулись. Сгорающее на огне прекрасное женское тело вдруг стало источником такой смертельной угрозы, что опасность почуяла даже свора бродячих псов, ожидавших своей трапезы. Их перепуганный вой услышал весь город. Она как будто стала огромной. Огромной настолько, что зрители воспринимали ее нависшей над площадью. Бешеный шар обжигающей энергии с криком исторгся из нее вместе с самым ужасающим со времен сотворения мира проклятием. Точно похоронный саван слова древней магии накрыли обреченный город и его жителей. Чудовищной силы энергия, бьющая из нее, взметнула пламя костра высоко вверх. Оцепеневшая от ужаса толпа увидела, как ведьма, превратившись в огромный факел, в мгновенье ока сгорела дотла.

После нее не осталось ничего. Повидавшие многое, потрясенные палачи кинулись ворошить кострище, но поднявшийся вдруг сильный вихрь закружил смерчем пепел, вознес его в серое небо над городом и, опав неожиданно, развеял ее прах над рекой…

…Агата с трудом открыла глаза. За окном была глубокая ночь, темнота густой сажей висела в комнате. Пахло гарью. Она рванулась с дивана, и, чувствуя на теле путы, стукнулась об косяк, заблажила во весь голос, замахала исступленно руками, отбиваясь от ворвавшегося в ее сознание смрадного запаха горящих волос. Паника, оставляя холодный пот на всем теле, постепенно отступала. Судорожно всхлипывая, она смогла немного привести свои чувства в порядок. Никогда в жизни она еще не переживала видения сна так реалистично. Ей подумалось, что, возможно, запах гари затянуло с улицы, и она лихорадочно пробежала по всей квартире, выглядывая в окна. Но снаружи все было сонно и привычно тихо тишиной спящего города.

Переход сознания из трущоб глубокого средневековья в урбанистические кварталы двадцать первого века безжалостно скомкал ее рассудок, доведя до зыбкой грани помешательства. Понемногу привычная мерность окружающей среды возвращалась, а кошмарное видение постепенно переходило в состояние воспоминания и оценки. Приняв в себя глоток виски, она почувствовала, как способность соображать стала возвращаться. Еще один глоток добавил логики в ее рассуждения, и за всеми этими событиями она заподозрила режиссуру Мастера.

–Итак, мне приснился сон. Таких снов мне не снилось никогда. За всю жизнь я не видела ничего подобного.– Агата произнесла это вслух, задумчиво разглядывая на свет содержимое стакана.

Проснувшись, она не мучилась смутными ночными видениями, а помнила все в таких точных и ужасающих своей реальностью подробностях, что в какой-то момент потеряла грань между реальностью своей жизни и этим ночным кошмаром. Это был потрясающий кошмар, кошмар жуткой казни молодой женщины на площади средневекового города. И это не было плодом воспаленной фантазии, начитавшейся или насмотревшейся перед сном ужастиков впечатлительной барышни. Это было воспоминание, пришедшее из сакральных глубин ее памяти. Воспоминание, длившееся до последней минуты страдающего от нестерпимой муки тела. Она была этой женщиной. Агата каждой своей клеткой чувствовала ее страх и боль, знала каждую ее мысль. Она слышала треск костра, удушливый дым драл горло. Она видела ее глазами, до тех пор, пока дым не начал их вытравливать. Она прокричала ее голосом, срывающимся от рвущегося наружу дикого страха и боли, проклятие этому городу, его жителям и детям их детей. И она знала, что проклятие это сбудется.