ШаМаШ БраМиН - ПЕС

Ожидая удар, и звон разбитого стекла, Гайанский зажмурился. Но вместо звука падающих осколков он услышал глухой хлопок. Гнетущий напор на тело прекратился. Запахло как после грозы.

Учитель еще не скоро решился открыть сначала один, потом второй глаз. Первое что увидел Юрий это отражение кота Тимофея, безразлично направляющегося к лестнице. Гайанский обернулся. По эту сторону зеркала, кот делал то же самое.

Подняв взгляд, учитель взглянул на свое отражение. Настоящее отражение. Майора не было. На фоне, за своей спиной в зеркале, он видел скелет железной койки и одинокий табурет.

Учитель отвернулся от умывальника, и собрался проследовать за котом на выход. «Никакого военного не было, и быть не могло. Но …» Гайанский не поверил своим глазам. Зажмурился, даже потер пальцами веки. Перед ним стояла аккуратно убранная пружинная койка, заправленная белоснежным, накрахмаленным пододеяльником. У изголовья, нахохлившись, восседала треугольником подушка. «Что за … ?» – успел подумать он, перед тем как услышал радостный возглас Шаха.

– Махнул! Ей богу, махнул!

Гайанский с ужасом смотрел на свое отражение. Из зеркала, по ту сторону, где кровать была без матраса, а табурет выглядел как рухлядь, был тоже он – Юрий Гайанский. Но там, в отражении, тот другой Гайанский метнулся к серому коту. Здесь же, отказываясь верить своим глазам, учитель в смятении шагнул к заправленной кровати. С опаской потрогав подушку, как будто та могла его укусить, он возбужденно, обеими руками, надавил на койку. Пружина плавно амортизировала. От этого упражнения матрас немного сполз. «Не может быть!» упрямился разум учителя.

Наконец, сообразив, где находится выход из этого кошмара, учитель метнулся к лестнице люка. Вступив на первую ступень, художник инстинктивно запрокинул голову. Из открытого проема на него падал свет. «Слава богу! Сейчас все закончится. Сейчас я проснусь». С прыткостью шимпанзе он взметнулся наверх. Поднявшись, он облегченно вздохнул. Но этот вздох застрял в легких. Вынырнув, он увидел все ту же заправленную кровать, с съехавшим набок матрасом, табурет, умывальник и зеркало.

В отчаяние он поднялся наверх по следующей железной лестнице. Затем снова. И снова. Но каждый раз, выходя из проема, он видел одну и ту же картину: заправленная кровать с съехавшим матрасом, новенький табурет, умывальник и зеркало. И каждый раз воспаленные мозг отказывался принимать безысходность положения.

Пока сознание Гайанского металась по лабиринту зазеркалья, его тело по эту сторону кинулось к серому коту:

– Эх, товарищ Тимофей, молодец! Думал, загнусь здесь! Разрешите вас обнять …

Восторженно глядя на животное, художник, вернее тело художника с вселившимся в него майором, занес над котом руки. Убийственный взгляд томных кошачьих глаз осадили пыл Гайанского. Шах потряс над зверьком ладонями, и, не зная, куда их девать, запустил пальцы в густую черную шевелюру.

– Спасибо, спасибо, – благодарил он кота.

Важный вид кота, его не моргающий, холодный взгляд и нервно пульсирующий кончик толстого хвоста, заставили Гайанского вытянуть руки по швам, стать смирно, и поставленным голосом доложить:

– Майор Птаха к выполнению задания готов. Разрешите приступать?

Кот потерял к нему всякий интерес. Пушистый безразлично поднялся на следующую ступень. Обернулся. Одарил майора в теле художника испепеляющим взглядом, и в три прыжка одолев лестницу, исчез в люке.

Восторженный майор вернулся к зеркалу. В отражении настоящий Гайанский, сидел на кровати, в отчаянии обхватив голову руками.

– Видишь, малахольный, – обратилось к нему майор, – с первого раза махнул. Обычно присматривается, прикидывает …

Гайанский чувствовал себя статистом в театре абсурда. Его собственное отражение ему не подвластно! Оно само по себе бегает по подвалу, бросается на кота и трогает свой, нет, черт подери, его, Гайанского, волосы. В то время как настоящий Юрий Евгеньевич, беспомощно наблюдает за всем этим из зазеркалья. Не в состоянии понять происходящее, он гневно крикнул:

– Что, черт возьми, происходит? Где я?

– Тихо ты, не кричи. Все нормально, – успокоил его голос Шаха. – Я объясню. По крайней мере, то, что тебе можно знать. Как я оказался в зеркале, не спрашивай. Гос. тайна, сам понимаешь, подписка, присяга. Тимофей вытащил меня, и засунул в твое тело. Это на время, не переживай.

Майор, в теле художника, подошел к зеркалу и придирчиво разглядывал отражение. Гайанский, чувствуя неладное, поспешил спросить: