Шеннон Керк - Метод 15/33

— Тодд, я очень сожалею об этом происшествии с Фрэнки. Он мой друг, и мы с мамой просто стараемся его немного подбодрить. Прошлой ночью у него умерла бабушка, и, насколько я знаю — Фрэнки, я прав? — «Три мушкетера» — это были ее любимые батончики. Фрэнки, я прав? Что ты собирался сделать? Положить батончик в ее гроб?

Выступи с подобной речью любой другой мальчишка его возраста, его бы подняли на смех. Но из уст Ванти, и это очень трудно объяснить, это прозвучало, как будто он был знаком с Тоддом всю свою жизнь и считает его человеком, заслуживающим уважения, точно таким же, как и он сам. Равенство — вот что излучает Ванти и чему он научил меня, потому что я не перестаю изучать его приемы. Ощущение равенства нейтрализует, а затем покоряет людей. Я предполагаю, что подобное поведение им льстит, и как только они попадаются на этот крючок, их покоряют внешние данные Ванти, потому что они начинают радоваться тому, что у кого-то настолько красивого нашлось время, чтобы с ними побеседовать.

Закончилось все тем, что Тодд заплатил за злополучный батончик.

Мне никогда не удавались штучки Ванти. Он как растопленный шоколад на поверхности торта — идеально облегающая сладкая глазурь.

Рассердилась ли я, когда он солгал? Нет. Существуют проблемы. И существуют решения. Проблемы и решения. Если бы с нами был Ленни, стрелка морального компаса могла повернуться в другом направлении. Но поскольку его там не было, мы поддержали решение Ванти. И стали сообщниками.

Ванти лицемерен? Я так не думаю, но я за ним наблюдаю. И я за него переживаю. Я думаю, что на самом деле у него очень любящее сердце, но я хочу знать это наверняка.

У нас с Ванти уже очень давно есть две общие, понятные только нам двоим шутки. И еще миллион шуток, которые появились сравнительно недавно, но которые, кроме нас двоих, тоже никто не понимает. Мы с ним очень много смеемся. С самого младенчества он привык к тому, что по вечерам я сижу у его кровати и либо читаю ему, либо просто с ним беседую, пока его не сморит сон. Я знаю, что Ленни слушает как наши серьезные разговоры, так и наше хихиканье, прижавшись ухом к стене, отделяющей нашу комнату от спальни Ванти. Меня успокаивает то, что это успокаивает Ленни. В конце концов, он ангел, который держит ладонь на моей голове.

Одна из наших давних шуток заключается в том, что, прежде чем начать читать ему на ночь, я произвольно назначаю длительность чтения, а затем устанавливаю таймер, который в указанное время начинает вибрировать у меня в кармане. К примеру, я говорю: «Я буду читать 21,5 минуты». Когда включается таймер, я замолкаю, притворяюсь, что собираюсь исполнить обещание, и закрываю книгу, неизбежно обрывая себя на середине сцены, предложения или мысли. Когда я сделала это в первый раз, Ванти было всего пять лет и он расплакался, потому что был очарован повествованием и подумал, что я собираюсь заставить его ждать до следующего вечера. И хотя я всего лишь сделала вид, что прекратила чтение, а на самом деле это была шутка, я испытала облегчение от того, что мой малыш так проникся историей, что из его глаз полились самые настоящие слезы. Потому что это означало, что он не такой, как я. Что он не будет, подобно мне, отгорожен от мира. В следующий раз, когда я замолчала по сигналу моего произвольно выставленного таймера, он рассмеялся над моей неуклюжей шуткой над собственной педантичностью, в которой меня на самом деле довольно часто обвиняют. Ванти понял, что я поддразниваю скорее саму себя, чем его. И это его насмешило. И меня тоже. И мы каждый раз над этим смеемся. Я надеюсь, что мы не забудем эту нашу очень личную шутку, даже когда мне исполнится шестьдесят и он будет приезжать ко мне в гости и привозить с собой моих внуков.

Еще одна наша давняя шутка заключается в том, что иногда, находясь на людях, мы начинаем делать вид, что говорим по- французски. Ну, у Ванти столько обезоруживающей харизмы и обаяния, что все и в самом деле верят в то, что он говорит на настоящем французском языке. Однажды у него даже француженка на ломаном английском языке поинтересовалась, из какой он провинции! Но хотя мне нравится дурачиться вместе с Ванти, развлечения ради и для укрепления нашей обособленной от всех жизни, на самом деле повышенные социальные возможности Ванти начинают меня беспокоить. Я опасаюсь, что из-за них он так же изолирован от мира, как и я, только на другой манер. Я не могу сказать, что означает для него это искусство, как он будет его применять, а также — хорошо это или плохо. В том, что касается Ванти, я изо всех сил пытаюсь не скатиться в свою привычку делить все и вся на черное и белое. Вместо этого я прилагаю все усилия к тому, чтобы позволять ему расти и развиваться самым естественным образом. Но мне начинает казаться, что некоторые его стороны необходимо укротить, сгладить или обуздать. Неужели это правильно, что читать язык тела для него так же естественно, как дышать? Это нормально, что он заставляет всех притихнуть, всего лишь пройдя мимо и заглянув в комнату? Мне не послышалось, что директор школы только вчера сказала мне, что ее консультативный совет состоит из президента родительского комитета, завхоза и Ванти?