Николай Старообрядцев - Белый цветок

Я понимал, что тело моей любви, развиваясь и разрастаясь, будет требовать всё больше места. Неизбежность этого пугала меня, так как я знал наперёд, что не смогу контролировать результаты. Меня приводила в бешенство мысль, что процесс разрастания тела любви одновременно будет являться его перерождением в мираж. Место любви к другому человеку займёт любовь к самому себе, спроецированная на образ этого человека, – я полюблю собственное отражение. Тогда меня поразила одна мысль, от которой я впал в совершенное оцепенение. Я подумал, а более ощутил, что внутренний мир человека наглухо закрыт от других, что любовь к другому невозможна, а всё то, что мы воспринимаем как любовь – это самодовольство от созерцания искажённого сообразно нашему желанию отражения в подходящем зеркале. Перед моими глазами раскрывалась бездна – медвежья яма, укрытая соломой бренного мира. Призраки парили над ямой, то заманивая на погибель, то убеждая застыть на краю для наслаждения обманом. Я понимал, что единственный способ проверить своё предположение – пройти до конца путь внутреннего развития чувства и внутри этого пути преодолеть соломенные миражи самолюбования. Я решил полностью подчинить своё сознание целям обретения любви, убрать прочь, уничтожить всё то, что могло воспрепятствовать разрастанию и раскрытию любовного откровения. Сжечь все мосты, а точнее – последовательно разобрать их, и если любовь – только мираж, то пусть не останется ничего. Синица в руках тепла и покорна. Послушна хватким рукам. Журавль недостижим за облаками. Бесполезен и вреден. Так говорит земля ползущим по ней. Но я уже познал размах высоких крыл, пусть собранных в удушливом подземелье из многих маленьких телец. Я почувствовал вкус живого неба, неожиданно начавший подниматься от внутренних горизонтов, плотно законопаченных падалью. Оставалось сделать шаг, чтобы провалиться туда и прорвать выход к истинным небесам. Или, в случае моего заблуждения, быть раздавленным. Я разбежался и прыгнул обеими ногами в замёрзшую лужу.

По дороге домой я подбирал с земли и складывал в старую холщовую сумку попадавшийся под ноги деревянный мусор: дощечки, щепки, кору. Я рассчитывал растопить им печь, чтобы согреться и приготовить еду. Иногда я натыкался на книги, уложенные стопками около помойных контейнеров. Осень дарила учебники. Весной попадались русские классики. Лето приносило урожай мастеров детектива. Зима была плодородна фантастикой. Я подбирал книги, очищал их от налипшей грязи и укладывал в сумку. Часть пополняла мою личную библиотеку. Там было немало памятников литературы, найденных на свалках и в мусорных баках. Часть же гибла в огне, выпуская в атмосферу едкий дым литературного промысла.

Проходя мимо дровяных сараев, я заметил, что сзади одного из них отошла доска, открыв довольно большую щель. Я подошёл и огляделся по сторонам, желая удостовериться, что никто не наблюдает за мной. Затем я отодвинул ослабшую доску ещё сильней и заглянул внутрь сарая. Увидев расколотые и уложенные дрова, я сразу представил, как с треском жарко разгорается берёзовое полено в моей печке, и протянул руку, чтобы ухватить одно из поленьев.

Совесть моя была спокойна на сей счёт. Идею собственности я отринул. Чистая условность, направленная на озлобление людей друг против друга. Разве может претендовать на владение хоть чем-либо такое слабое паразитическое ничтожество, как человеческий организм, и разве может нуждаться хоть в чём-либо и тяготиться этой нуждой такая бескрайняя сущность, как человеческий дух? То-то же!

Ухватив полено и осторожно вытягивая его из поленницы так, чтобы она не обрушилась, я почувствовал вдруг какой-то шорох, источник которого находился снаружи, прямо у меня за спиной. Я оглянулся. За мной наблюдал хозяин сарая. В его выражении играл особый задор.

– Ну, наконец-то! Здравствуйте, – чтобы выкрутиться, я решил его ошарашить. – Мне без вас тут не справиться. Доска совсем отошла. Несите молоток и гвозди. Я мигом подправлю. Я уполномочен.

Хозяин сарая молча достал из-за спины молоток и, поднеся его к моему лицу, легонько кивнул, как бы предлагая мне.

– Приятно встретить хозяйственного человека. Давайте скорее, – я изобразил деловитую готовность принять в руки молоток, чтобы тотчас начать работать. Испуг, охвативший меня, когда я почувствовал молоток перед своим носом и увидел озлобленно-торжествующее выражение лица его владельца, вместо того, чтобы помочь мне защититься, неожиданно заставил меня продолжать паясничать.