ШаМаШ БраМиН - Третьи

– Что вы, я зубной техник и поверьте о гигиене знаю такое … о чем лучше и не рассказывать.

Так мы и познакомились. Не знаю есть ли судьба, есть ли бог, если ли хотя бы что-то кроме череды случайностей, но осенью того же года мы сыграли свадьбу.

Это было в прошлой жизни. Черт! Если бы в пенсионерский продуктовый пакет входил коньяк, я бы выпил прямо с утра. Но в пакете, из алкоголя, присутствует только дешевая водка. И дешевые сигареты, от которых постоянно першит в горле.

В моем сне, Света сидела за столиком на летней террасе кафе «Примавара», там, где сейчас Макдональдс. Она ела мороженное. Увидев меня, приветливо улыбнулась. Я заметался из стороны в сторону, но никак не мог обойти невысокую железную оградку. Как это часто случается во сне, перепрыгнуть мне почему-то в голову не приходило. Я побежал внутрь кафе, ища путь на террасу. Когда нашел, Светы там не было. На столе одиноко стояла общепитовская креманка с недоеденным мороженным. И еще. Я на секунду, почувствовал ее запах. Запах. Как я мог забыть ее запах? Черт!

Все-таки пойду выпью этой дерьмовой водки.

41-ый день пандемии. 10-ый после брифинга.

Решил съездить на кладбище, на могилку моей Светы. Не был у нее с начала пандемии. Передвижение «третьих» ограничили. После брифинга комиссия четко обозначила кому, когда и куда можно. Натянув потуже на нижнюю часть лица тканевую накладку и, надев полиэтиленовые перчатки, я решил рискнуть. Еще на остановке ловил из-под масок неприятные, даже враждебные взгляды. Что с них взять? Люди напуганы, и их можно понять. Может действительно в распространении «Девятнадцатого» виноваты мы, старики?

– Куда прешь, старый хрыч! – осадил меня кондуктор троллейбуса.

– Мне до конечной, – не сдавался я. – Троллейбус-то пустой …

– Быстро вышел! – рявкнул мужчина. – Заразишь еще кого-то.

Я пошел пешком. Бог даст, хватит пороха. До кладбища идти через весь город, но я должен. Она меня ждет.

Через остановку силы иссякли. Проклятые колени превратились в тысячу игл и скребли изношенные суставы. Я присел на парапет. Годы уже не те. Преодолевать такие расстояния пешком дело молодых. Хотел закурить, но от утренней сигареты першило до изжоги. Надо бросать, наверно. Хотя зачем. «Старики обществу не только обременительны, но и опасны!» – так сформулировал положение вещей «молодой» председатель чрезвычайной комиссии. Он сейчас как президент. Может они в продуктовые корзины для «третьих», в водку и сигареты подмешивают яд?

«Третьи» – вот вам и заслуженное определение стариков. Как сформулировал кто-то из правительства? «Суровые времена требуют суровых определений». Да, теперь я один из «третьих». Бог знает, о чем они еще говорят. Одно из первых решений комиссии – ограничить пенсионеров от недостоверных новостей. Мол, и так психика стариков не приспособлена к современному информационному полю. А дополнительная нагрузка негативно повлияет на наше состояние здоровья. Как-то так они сформулировали, но, по сути, это отключение старшего поколения от телевидения, интернета, стационарной и мобильной связи. Вот уже десятый день я узнаю новости от случайных людей. От таких же «третьих» как я сам.

Меня озарила блестящая, как мне показалась, идея. Машуля. Еще три остановки пешком и я доберусь до ее дома. Уж кто-кто, а родная дочь объяснит мне, что на самом деле происходит. И главное, она не откажет отвести меня на кладбище. К моей супруге. Ее матери. Собравшись духом, я потопал.

Пока добирался, пришлось сделать два привала. Сердце выскакивало из груди, колени судорожно ломило, а голова кружилась так, словно я на аттракционе.

– Кто там? – услышал я из-за запертой двери голос внучки.

– Ксюша, привет! – звонкий голосок безумно меня обрадовал. – Радость дедушкина!

– Мама, мама, – голос удалялся, – дедушка пришел!

Через пару секунд из-за двери заговорила Машуля:

– Чего пришел? Вам же запрещено шляться по городу!?

– Доця здравствуй! Двери-то хоть откроишь?

– Нельзя! Ты понимаешь, что можешь всех нас заразить? Егор только оправился от «Девятнадцатого»

Я понимал, но ничего не мог с собой поделать.

– Машуль, открой! Я на секунду, посмотрю на вас и … мне больше ничего не надо.

Повисла тяжелая пауза. Дочь сомневалась. В ней боролся, с одной стороны, страх, а с другой … что-то, что до пандемии называлось … Не важно.

– Папа, уходи! – наконец сказала она. Голос ее дрожал, и я чувствовал, как ей больно это говорить. – Ты можешь нас убить!