Олли Ver - Санаторий «Сказка»

– Привет. Прекрасно. Вот хочу людей на каруселях покатать.

– На каруселях? Молодец, – сказал дворняжка и обаятельно улыбнулся.

Тут из-за моей спины послышался полупьяный бас Вадика:

– Ребят, чё, у нас проблемы какие-то? – с этим словами огромный хирург-ортопед вышел вперед, осматривая хмурым взглядом молоденьких мальчишек, на полголовы ниже него. В обычной ситуации мне бы стало значительно легче, ведь когда рядом огромный мужик, любой женщине дышится легче. Но это в обычной ситуации. Сейчас же мне стало совершенно не по себе – дворняжки вдвое меньше нашего Вадика не напряглись, не испугались огромного дядьки. Им стало смешно. Ровно на секунду у всех, как у одного, в глазах зажегся жуткий огонек насмешки. Вспыхнул – и тут же погас. Но мне этого было более чем достаточно, чтобы напугаться. А Вадик, все еще не пришедший в себя, ничего не заметил, и даже тени сомнения не промелькнуло на его суровом лице.

И тут поворотным моментом стала Светка – позади нас послышался приглушенный стон, а затем звук, выворачиваемого наизнанку желудка и льющегося на пол содержимого. И вот тут-то и начали происходить самые настоящие чудеса.

Лица дворняжек из насмешливых и самодовольных превратились в сочувствующие. Один из них – голубоглазый, светловолосый парень с ярко-выраженными еврейскими корнями, обошел Вадика и подошел к ней, на ходу доставая чистый носовой платок из кармана толстовки:

– Бедненькая… – сочувственно произнес он нарочито тихо, протягивая ей платок. Мальчик был неземной красоты, и всем своим видом напоминал херувима – тонкие черты лица, пухлые, розовые губы, длинные ресницы, как у куклы. Если бы Светка могла соображать, ей стало бы легче от одного его вида, но та не смотрела на парня, а только слушала его тихий голос, вытирая рот его платком. – Совсем плохо…

Вадик шагнул к нему:

– Ты… отойди от неё… – пьяно пробасил он, но тут рядом с ним оказались двое: один – низенький, на полголовы ниже меня, и весь какой-то компактный, сбитый; второй – высокий, единственный из всех, кто был ростом с Вадика и совсем чуть-чуть уступал в плечах. Еще один парень – высокий, худой – смотрел в пол и не смел поднять глаза. Создавалось впечатление, что этот парень молчун и скромняга.

– Брат, ты не переживай, – сказал тот, что пониже. – Мы Вас сейчас быстро на ноги поставим.

Меня передернуло от слова «брат». Терпеть не могу это панибратское, пренебрежительное словечко, которое приобретает такой назойливый оттенок только в устах незнакомого, и я посмотрела на сероглазого. Тот по-прежнему смотрел на меня и, поймав мой недовольный взгляд, быстро убрал улыбочку со своего лица.

– Как тебя зовут? – спросил он. Теперь весь его вид излучал учтивость и внимательность к моей персоне.

– Марина Владимировна.

– Значит на «вы»?

– Определенно.

– Хорошо, – с полным уважением к моему желанию сказал дворняжка. – А меня Максим зовут. Можно на «ты»

Тут дворняжка, тот, что поменьше, повернулся к Максиму и спросил:

– Слушай, давай дадим им «панацею»? Мучаются же люди…

– Особенно девушке плохо, – раздался мелодичный и нежный голос херувима откуда-то из-за наших спин.

– Дадим, конечно.

Я посмотрела на Максима как раз в тот момент, когда он расстегнул толстовку вытащил из внутреннего кармана (давно ли в толстовках начали делать внутренние карманы?) пакетик с белыми таблетками и бросил его низкорослому. И все мое внимание, хоть и ненадолго, приковала татуировка на его шее, которая до этого пряталась под высоким воротником – это была надпись, которая брала начало у основания черепа под правым ухом, спускалась по шее прямой линией, скрывалась под воротником белой футболки и явно заканчивалась где-то на спине. Это были не новомодные иероглифы или латиница, не английская бессмыслица из дешевого боевика. Фраза была написана на русском. Буквы странно растягивались вниз по жилистой, крепкой шее, словно их тянули в разные стороны. Они были мелкие, и я успела прочесть лишь начало фразы, которая зарождалась словами «И началась самая…». Тут звук застегивающейся молнии снова спрятал татуировку под высоким воротом толстовки, которая закрыла шею парня по самый подбородок. Я подняла глаза и встретилась с серым, холодным взглядом, в котором блестело неприкрытое ехидство – парень застукал меня за разглядыванием его тела, и несмотря на то, что мною руководило скорее любопытство, нежели вожделение, мне стало неловко, и я отвернула глаза, успев заметить, как расцветает самодовольная улыбка на губах дворняжки.