Александр Кожинов - Отчёт №17—3

– Инесса, поди глянь в окно, это что за женщина идёт?

– Баба Лида, я ж откуда знаю? Тётка какая-то…

– Ну и тупая же ты, не то что твой дед, тот умный был. Всех в округе знал! Это ж надо было столько людьёв знать, а ты бестолковая совсем. Ох…

Далее она начинала громко рыдать и принималась вспоминать деда, то есть своего мужа. Но это было неважно для Инессы, она винила во всём себя и была уверена в собственной тупости. Была ли она тупой на самом деле? Таким вопросом она не задавалась, но вопросы бога и морали были ей не чужды.

Роман в это же время думал о том, как сказать хоть слово одно, ведь он сразу услышит свой голос, и официант наверняка засмеет его, как Инессу. Он выкрутился, показал на горло и начал тыкать пальцем в меню. Официант всё быстро понял, записал наспех и скрылся. Инесса посмотрела на него укоряюще, ей было стыдно и неловко наблюдать за ним, поэтому она отколупала последний ноготь и кинула ему в стакан с бесплатной водой. Он растопырил глаза, но, почувствовав боль в легких, резко остановился и постарался успокоиться. Ему не давала покоя боль в ребрах весь день, что несколько сдерживало его порывы. Инесса была этому рада и криво улыбнулась. Её смешили их, как она называла, «перебранки» с бабушкой Лидой. Иногда она не сдерживалась и пыталась внушить ему, что это ерунда. Он тут же багровел и начинал громко визжать, однако в процессе ей становилось страшно, и это чувство непреодолимого страха не покидало её долгое время.

Роман тем временем опомнился и подумал, что надо будет платить, а для подтверждения оплаты потребуется голос. Он покраснел ещё сильнее, и теперь их стол напоминал кустарник томатов, нежели двух юных людей за ним. Однако другим в этом кафе они казались симпатичными. Так, например, Людмила за соседним столом находила привлекательными их обоих и подглядывала за ними. В её телефоне находилось три тысячи семьсот восемьдесят фотографий наших влюбленных, да и пришла она сюда хоть и тайно, но ради них.

Кажется важным сделать несколько уточнений: Людмила Петровна Бурундук, женщина уже седая, но моложавая, отличалась совершенно выдающимися размерами челюсти. Из-за этого родители и наделили её отдельной от себя фамилией. Скорее из-за чувства чистой любви, нежели стыда. Её челюсть удивляла всех вокруг, и каждый норовил к ней подсесть в надежде заполучить с ней роман. Но она была неприступна и своенравна. Стоило кому-либо к ней подойти и скромно выпалить: «Людмилочка, позвольте представиться…», как она мгновенно перебивала и громко кричала: «Тебе что надо здесь? Тебе что, места мало? Ступай давай, я сейчас в ментовку позвоню!» И любой подошедший быстро уходил на своё место. Она же после этого заливалась мокротным хохотом и ела дальше свой пресловутый бутерброд.

Роман в эту самую секунду придумал попросить Инессу сделать заказ, но понимал, что из-за своей обиды она скорее сделает хуже, чем поможет. По её глазам было видно, что она замышляет что-то непотребное. Ногтей оставалось много, так что приходилось быть осторожным. Но тут откуда ни возьмись неожиданно вклинилась к ним женщина с микрофоном и попросила поздравить директора кафе с днём рождения. Роман пугался таких типичных ситуаций, особенно из-за своего голоса. Микрофон она, конечно же, всунула Роману, чего он даже не сумел вовремя осознать.

Понял это уже он тогда, когда на него смотрела огромная толпа со сверкающими глазами. Он видел искрящуюся Людмилу, ту самую бабушку Лиду и ещё человек десять или пятнадцать, которые жадно пожирали его глазами и ждали его опуса. Каждый из них глазел и был ему враждебен. Они с Инессой всего лишь пришли скрыться от дождя и перекусить, а тут вдруг будто стали частью разнородной семьи.

Роман понял, что не сможет выкрутиться и, не думая, громко проговорил в микрофон:

– Желаю вашему директору самую красивую и умную женщину! А ещё лавашей!

Толпа захохотала. Да так громко, что одна малоумная старушка решила, что включили музыку, и принялась задорно и неуклюже плясать. Толпа засмеялась ещё громче. Танцевала она весело, и Людмила даже несколько загрустила и упёрлась рукой в стол. Роман же не знал, куда ему деться, он был уверен, что смеются над ним и над его голосом. Он был окончательно разбит. Инесса смеялась вместе с гостями. Он ткнул Инессу в ногу и показал знак уходить. Уходить было легко, потому что все уже стали забывать про этот инцидент и начали болтать и пить.