Елена Жег - Жертва. Между долгом и человечностью

Дежурный санитар проводил девушку в кабинет доктора Сами и, усадил там на кушетку. Он немного помялся, а потом велел ожидать врача и прикрыл дверь.

Не в силах даже сидеть, Вера легла и тут же вновь провалилась в вязкую беспокойную полудрему. Сложно сказать сколько прошло времени, торопился ли врач или ожидание затянулось, но в какой-то момент девушка услышала, как скрипнула ручка двери.

«Уже скоро!» – проплыло в голове, но всё что Вера смогла, это, не открывая глаз, лишь слегка собраться, прислушаться.

Однако в этот момент с другой стороны не успевшей открыться двери раздался голос Ангелины:

– Постой, Сами! – крикнула она из глубины коридора и вслед за этим донеслось торопливое стучание каблуков по кафелю. Ручка звучно спружинила обратно.

– Девушка слишком слаба, – взволнованно заговорила предводительница Избранных. – Нельзя подвергать её такому стрессу! Сами, ты же понимаешь, она потеряла слишком много крови!

– Семь дней уже прошло. Мы не можем нарушить обычай… – устало возразил доктор. – Порядок церемонии жёстко регламентирован, подумай что будет, если мы его изменим по собственному желанию?!

– Но можно обойтись и вовсе без церемонии… – тихо, неуверенно добавила она, тоном человека, страшащегося отказа.

И тут же быстро выпалила с напором:

– Ребенок здоров, он показал 8 из 10 по Апгар – нужно поднять его в бокс!

Совсем близко послышался звук других шагов, неспешных, тихих, каких-то ленивых. Тем временем доктор Сами терпеливо, но неукоснительно возражал:

– Нет, Гел. Ты знаешь, все тесты указывали на развитие серьезных заболеваний, мы не можем рисковать. Это наш долг! Черт, я понимаю, что ты чувствуешь! Я понимаю, ты хочешь спасти его! Но, Гел, ты забываешь о нуждах тысяч, о цене их жизни!

В разговор вступил третий. Ласковый раскатистый голос выдал отца Аполлинария:

– Я вынужден согласиться с Сами, – важно проговорил он, – Если есть риск, то нужно придерживаться инструкции.

– Инструкции, конечно… – произнесла Ангелина и в голосе ее послышался замешанный на слезах сарказм. – Знаете ли вы, что она придумала ребенку имя? Ммм? Этого уже так давно не случалось! А малыш – у него такая тяга к жизни! Только рассудите, возможно это те, кого мы ищем! Это наш шанс!

– Нет, Гел, прости, но ты пытаешься убедить нас в том, во что сама мечтаешь верить. Не обижайся, но мне кажется, тебе пора… немного отдохнуть от работы… Ты… теряешь хватку.

Послышался раздраженный фырок и вслед за ним быстрый отчетливый стук удаляющихся каблучков.

Вера уже снова проваливалась в забытье, когда дверь, наконец, открылась. Доктор Сами тут же растерянно присвистнул, вызвав в танцующей пелене света за закрытыми веками девушки расплывчатую, карикатурную картинку: поджатые четко очерченные мягкие губы, всегда красные от кипящей внутри энергии; раздувающиеся ноздри длинного, правильного носа; горошины зрачков раскосых зеленых глаз, резко сжавшиеся в бусинки.

Несколько долгих секунд мужчине потребовалось, чтобы собраться с мыслями. Очевидно, доктор и не догадывался, что его поджидает полуживая пациентка.

Наконец, он быстро, плавно подлетел к девушке и в попытке разбудить её, потряс за плечо.

Вера силилась открыть глаза, но свинцовые веки и не думали подниматься. Из груди вырвался тяжелый стон. Сами быстро приложил руку к её лбу и отдернув, что есть мочи заорал:

– Санитар! Быстро сюда!

Топот бегущих ног, возбужденные оклики и переговоры, перезвон металлических инструментов, хлопанье стеклянных дверей, жалящий укол – все словно во сне. Затем от руки по телу мягко разлилось несущее покой тепло и девушка упорхнула в темноту.

«Пип-пип-пип-пип» – жидкий металл сна прорвал настойчивый звук. В образовавшуюся трещину хлынул яркий свет.

Вера лежала на кушетке в маленькой хорошо освещенной комнатке. Окружившие её датчики моргали и пищали, выдавая точные показания. Одна рука была привязана к кровати и из нее торчала игла капельницы, через которую в вену вливалось какое-то лекарство.

Девушка облизала пересохшие губы, вдохнула глубоко, оглядела скучные желтые стены и ровный белый потолок. Смотреть на яркие лампы было больно. Вера скользнула взглядом к металлической кровати, покрывавшему её полосатому тюфяку, идеально белому белью с единственной капелькой крови под локтем. Затем прислушалась к своим ощущениям и, осторожно, медленно спустив поочередно ноги на холодный кафель, встала.

В углу больную ожидали заботливо оставленные колючие войлочные тапки. Используя стойку капельницы, как опору, девушка отправилась на поиски уборной. Эту часть здания она никогда раньше не посещала, но, очевидно, то был скромный больничный блок. Попасть сюда жители общины могли только по особому указанию. И обычно это не сулило ничего хорошего. Направление в больницу отождествлялось с билетом из общины в одну сторону.